Впрочем, как не менее верно развивал эту идею Хельги (нахватавшийся мудрости в ином мире): «Проблемы следует решать по мере их поступления». А самым первоочередным на тот момент было – выбраться живыми, и даже не из Средневековья, а хотя бы из страшного Внутреннего Сехала.
Трое суток путники провели просто ужасно! Запас воды у них имелся. Небольшой. Для холодной степи хватало. Но не для жаркой пустыни. Вдобавок образовался лишний груз. Утерев слезы, оба юноши впали в странное полубессознательное состояние, которое Аолен называл нервной горячкой и лечить не умел. Пришлось их нести. По жаре, по песку, обходя опасные зыбучие участки, отдавая свою теплую и противную, но все-таки воду…
Они уже бывали в этих местах, около года тому назад… Точнее – тысячу лет спустя. Но тогда, с высоты ковра-самолета, Сехал казался доступным и безопасным. Теперь же он представал во всей своей беспощадной красе.
Небо было ослепительно-синим, а песок – нестерпимо-желтым. Воздух плыл, струился, он казался водой, которой так не хватало. Миражи, то мучительно-прекрасные, то пугающие, вставали впереди. Горячий ветер свистел тонко и пронзительно, он сводил с ума, выдувая последние обрывки мыслей. Жажда усиливалась с каждым часом, язык казался большим, колючим и жестким, ноги, наоборот, сделались мягкими, будто из ваты, а ноша становилась все тяжелее и тяжелее… Бросить бы – да нельзя. Как-никак живые твари, хоть и враги… Вот и приходилось Рагнару и Хельги мучиться вдвойне.
Но жертвы того стоили.
– С некоторых пор я только и делаю, что перетаскиваю хворых и увечных! Можно подумать, я не демон-убийца, а сестра милосердия! – завел старую песню Хельги. А потом вдруг побледнел и свалился лицом вперед. Эолли, которого он тащил, перекинув через плечо, зарылся теменем в песок – чудо, что шею не свернул!
– Можно подумать, ты не демон-убийца, а кисейная барышня! Или нежный эльф! – заворчала Энка, помогая ему подняться. Под «нежным эльфом» вредная девица подразумевала Аолена, он хуже всех переносил жару и падал в обморок уже несколько раз.
– Жара… – начал оправдываться Хельги.
– …Суть главное несчастье спригганского рода! Это нам известно! – перебила девица. – Можно подумать, ты прежде в Сехале не бывал, не воевал!
– Тогда здесь было посвежее! В смысле будет. Климат изменится, похолодает. И вообще, мне кажется, это неестественная жара, неприродная. Тут без магии не обошлось.
– При чем тут магия, если мы в пустыне! Здесь всегда так.
– Нет. Все-таки сейчас зима. Такого кошмара быть не должно.
– Болтали бы вы поменьше! – потерял терпение Аолен. – Зря влагу расходуете! Хельги, уж ты-то мог бы понимать!
– Молчу! – охотно согласился демон. – Только пусть она меня не обзывает.
– А ты не падай! – фыркнула девица.
Кстати, Эолли падение пошло только на пользу – он наконец пришел в себя.
Хоть и был профессор Лапидариус сумасшедшим, в одном надо отдать ему должное – учеников своих он обучал на совесть. Едва очнувшись, Эолли сумел привести в порядок своего друга, и уже вдвоем они открыли портал!
– Только мы не знаем точно, куда он выведет, – смущаясь, предупредил юный эльф.
– Да хоть троллю в пасть! – выпалил Хельги с чувством. – Лишь бы подальше от этой вселенской сковородки!
Портал вывел к воротам Корр-Танга.
– О! – обрадовалась Ильза, кутаясь в куртку. – Здесь я еще не бывала!
– И ничего не потеряла! – фыркнула Энка, поспешно натягивая телогрейку, у нее от холода зуб на зуб не попадал. Настоящей зимы в этих местах не случалось даже в холодном будущем, но контраст с раскаленной пустыней был слишком велик.
– Наверное, мне тоже нужно теплую одежду раздобыть, – забеспокоился Хельги, глядя на девиц. – Нам ведь на север идти!
От самого Кансалона он обходился красивым норвежским свитером Макса, взял его у Аолена взамен утраченной куртки.
– Давайте зайдем в город и купим! – ухватилась за эту идею Ильза.
Но Орвуд был недоволен:
– А до Кансалона ты без куртки не потерпишь? Там подешевле купим, Корр-Танг очень дорогой город.
– Ну вот еще! Станем мы на куртках экономить! – возмутилась Меридит. – И вообще, нам пора едой запастись.
И они вошли в город.
Энка была права. Особого впечатления Корр-Танг на Ильзу не произвел. Обычный южный город – шумный, грязноватый, кишащий ворами; с глинобитными плосковерхими домами окнами во двор, зловонными бурыми арыками вдоль улиц, с богатым дворцом местного правителя, башней колдуна-звездочета и большим невольничьим рынком. Куртки здесь стоили не дороже, чем в Кансалоне, а еда оказалась намного дешевле. Орвуд сперва удивился, а потом сообразил: в Средние века город еще не страдал от регулярных орочьих нашествий, потому и жизнь была лучше. Из интереса почтенный Канторлонг даже к работорговцу подошел, приценился. За невольника просили сущие гроши! Грех было упускать выгоду!
– Давайте купим одного, – предложил рачительный гном.
– Кого? – не поняли спутники.
– Раба, кого же еще!
– Боги Великие! Это еще зачем?! – От изумления Хельги выронил лепешку, которую жевал на ходу, назло сильфиде – она утверждала, что в городе так поступать неприлично.
– Пригодится. Будет тяжести таскать, еду готовить, еще что-нибудь полезное делать.
Рагнар нахмурился:
– Благородным существам не к лицу иметь невольников. Рабство – дикий пережиток, его надо искоренять. Вот у нас в Отгоне…
– Во-первых, рабство станет диким пережитком лет эдак через тысячу, и то только у вас в Отгоне. А сейчас оно в порядке вещей. Во-вторых, ты знаешь, как на юге обращаются с рабами? А мы его даже бить не станем. Облагодетельствуем, можно сказать! В-третьих, когда придет срок, мы можем отпустить его на волю. Получится очень благородный жест, раб нам только спасибо скажет.
– Ну не знаю! – колебался рыцарь. – Не по душе мне это дело!
– Посиди пока во-он в том трактире, подожди. А я схожу на рынок.
– Я с тобой! – вызвался Эдуард.
– И я! – подхватила Ильза. – Мне интересно!
– Пожалуй, я тоже, – решила сильфида.
– Фу! – осудил демон-убийца. – Образованное существо, магистр, архитектор – и пойдешь покупать невольников?!
– Я пойду не покупать, а следить, чтобы они не наделали глупостей, – нашла отговорку девица. – Ждите нас в трактире!
Невеселое это было место! Ильза пожалела, что пошла.
На холодной, открытой всем ветрам площади сидели, кто в цепях, кто в колодках, несчастные невольники. Южане и северяне, люди и нелюди, мужчины и женщины, дети и старики. Головы их были низко опущены, волосы нечесаны, жалкие одежды едва прикрывали наготу. Никто не поднимал глаз, не переговаривался, не перешептывался. Лишь сдерживаемый кашель и тихие стоны изредка срывались с их бледных губ. Тяжелый, гнетущий запах сотен грязных тел висел над площадью, и даже свежий степной ветер не мог его развеять.
