— Но как же боги?! Неужели они не вмешаются и не остановят зло? — спросил Рагнар с надеждой.
Хельги кивнул в сторону колодца. Там, в луже, валялся разорванный почти пополам девичий труп. Вода стояла в широко раскрытых глазах, будто слезы. Белые волосы разметались по черной грязи.
— А ты посмотри, как они его останавливают. Нет уж! На богов надежды нет. Надо самим справляться. Еще бы знать, как…
— Мародерствовать-то мы станем или как? — Орвуд решил направить беседу в практическое русло.
— Зачем? — вяло отмахнулась Меридит. — У нас все есть.
— Чтобы братству не досталось, бестолочь! — Гном рассердился. Он не понимал, как разумные и неплохо образованные существа не могут сами сообразить такую простую вещь.
Но в селении все равно не нашлось ничего ценного, хотя выглядело оно весьма зажиточным.
— Похоже, нас опередили, — заключил почтенный Канторлонг.
— А знаете, что хуже всего? — задумчиво протянул Аолен. — Посмотрите, на всех убитых — верхняя одежда!
— И что в этом плохого? — удивился Рагнар. — Лучше, что ли, когда голых задирают?
— Это значит, что нежить стала нападать и днем. Она уже не боится света. Силы ее растут.
14 марта.
Идем по местам страшным — всюду следы нежити. Убитых сотни. Нас пока не трогают. Боятся Балдура, или меня, или обоих сразу — так считают наши. А мне кажется, просто не хотят связываться. Зачем, если под рукой есть более доступные жертвы? Мы прячем под белыми рясами все необходимые охранные амулеты, к нам так легко не подступишься. А у братьев нет ни одного, им даже родовой знак не разрешено носить — далеко ли до беды?
Между прочим, если что случится, нас по амулетам можно легко уличить в самозванстве. Но снять их сейчас — подобно самоубийству. Меридит сказала, по моему дневнику еще проще вывести на чистую воду, как говорится, и я, по-хорошему, должен его уничтожить. Если честно — я огорчился. Но выручил Балдур. Начертил на обложке какой-то знак и обещал: если дневник попадет в чужие руки, все страницы мгновенно станут чистыми, стоит мне только пожелать. По сути он превратил мой дневник в черную книгу. Так забавно!
15 марта.
Пишу коряво, потому что сижу на дереве, аки пташка божья, а чернильницу держу только что не в зубах. Дожди сделали свое черное дело — разлилась какая-то из местных рек, причем так стремительно, что, вероятнее всего, где-то неподалеку прорвало плотину. И конечно же это случилось ночью. Мы не потонули только благодаря Аолену. Он рассказывает, что сначала услышал незнакомый звук, похожий на журчание ручья, но более глухой и мощный. Он подумал, это ворчит какая-нибудь нежить, и не хотел нас будить в надежде на защитный круг. Но потом посмотрел на дорогу и увидел, как по ней с запада на восток несутся стаи крыс. И крысы эти были не обычные, а измененные. Rattus nordikus var. Magika.
[13]
Очень умные твари! Глядя на них, и Аолен понял, что идет беда. Пока расталкивал нас (а просыпаемся мы быстро) — звук воды стал явственно слышен. Мы едва успели похватать пожитки и взгромоздиться на очень кстати подвернувшийся придорожный дуб, как все внизу оказалось затоплено. Бурлящая вода продолжала прибывать несколько часов, добралась до нижних ветвей, хотя те расположены раза в полтора выше рагнарова роста! Пришлось нам переселяться на следующие ярусы. Хвала богам, что в землях Герцогств растут такие мощные, раскидистые дубы! Иначе не знаю, что бы мы делали…
Теперь подъем воды прекратился. Нам удалось устроиться с некоторым даже комфортом. Все, кроме меня, чем попало примотали себя к ветвям, чтобы не свалиться во сне. Кто уже спит, кто пока болтает. Я вот пишу. Понемногу светает. Дождя нет, но ветер сильный. Снизу медленно проплывают трупы… О! А это еще кто?!
Оно, вернее, она не проплывала мимо, а вылезла из дерева. Это была лесовица в сером весеннем платье (спасибо еще, что не в белой рясе). Она недовольно огляделась и пропела голоском нежным, будто шелест листвы, но очень капризным и возмущенным:
— Что такое?! Кто вы? Зачем вы здесь? Я вас не звала! Уходите прочь, прочь!.. Это мое дерево! Мой дом!
Аолен уже открыл рот для вежливых извинений и просьб, но его опередила Энка. Она ткнула вниз указательным пальцем, хотя сама за такие некультурные жесты обзывала Ильзу "селом немытым".
— Не видишь, что кругом творится? Куда мы, по-твоему, должны идти?
— Прочь с моего дерева! — Лесовицу чужие проблемы не интересовали.
Энка всегда недолюбливала лесных дев, не без основания считая их непроходимыми дурами. А теперь и вовсе вышла из себя.
— Отвяжись, постылая! — рявкнула она. — Что мы на твоем дереве, место просидим, что ли?! Вода спадет — сами с удовольствием уйдем. А до тех пор — потерпишь!
Лесовица не желала терпеть. Ей хватило глупости пустить в ход магию. Дерево ожило, пришло в движение. Оно дергалось, раскачивалось из стороны в сторону, будто под ударами ветра. Оно отчаянно стремилось сбросить с ветвей непрошеных гостей. Счастье, что те были надежно привязаны, иначе не всем удалось бы удержаться, попадали бы в мутную ледяную воду. На ее поверхности плавали отвратительные хлопья желто-серой пены, всяческий растительный мусор, а прямо под дубом, запутавшись ногой в ветвях, колыхалось лицом вниз мертвое тело. Нет, туда никому решительно не хотелось! А дерево тряслось все сильнее, казалось, еще немного, и оно вырвет из разбухшей от весенней влаги земли свои могучие корни и, подобно огромному ожившему монстру, пойдет плясать по полям и дорогам Староземья…
— Идиотка! — заорала Энка в голос, чувствуя, как трещит ее ремень. — Прекрати сию минуту! Ты хоть понимаешь, с кем связалась?! Щас как разозлишь нашего демона-убийцу — плакала твоя сущность! С потрохами сожрет! Ни одной ниточки на развод не оставит! Спасайся, несчастная!
Угрозы сильфиды возымели действие мгновенное и неожиданное. Ума у лесовицы было не слишком много, но магических сил, на беду, достаточно, чтобы видеть астрал. Обнаружив, какое кошмарное чудовище угнездилось в ее родных ветвях, насмерть перепуганная дева истошно взвизгнула, красиво взмахнула руками, потеряла равновесие и легкой пушинкой полетела вниз. Туда, куда никому не хотелось.
Она вошла в воду почти без брызг, выныривая, задела труп, закричала отчаянно, закружилась в водовороте…
Этого зрелища благородное сердце поэта вынести не могло. Он выхватил нож, одним удивительно ловким движением рассек свою привязь и самоотверженно устремился на спасение дамы. Позабыв, однако, об одной маленькой детали — плавать он не умел. Ну не то чтобы совсем — если бы кому-то пришло в голову устроить состязание между Улль-Брианом, и, скажем, топором, победил бы, несомненно, Улль-Бриан. Но для спасения утопающих умения его было явно недостаточно.
— Куда, ненормальный?! — взревел Рагнар, прекрасно осведомленный о способностях кузена. — Потонешь, а мне отвечать? — Он собрался сигануть следом, но второпях выронил нож и стал рвать ремни руками. Вот только добротная, Отто Ильзунской выделки кожа не поддавалась…
