– Так. – Фольтеста передернуло. – Только и
слышу: убить чудище, потому что это случай неизлечимый! Я уверен, мэтр, что с
тобой уже потолковали. А? Дескать, заруби людоедку без церемоний, сразу же, а
королю скажи, мол, иначе не получалось. Не заплатит король, заплатим мы. Очень
удобно. И дешево. Король велит отрубить голову или повесить ведьмака, а золото
останется в кармане.
– А что, король обязательно прикажет обезглавить
ведьмака? – поморщился Геральт.
Фольтест долго глядел в глаза ривянину. Наконец сказал:
– Король не знает. Но учитывать такую возможность
ведьмак все-таки должен.
Теперь замолчал Геральт.
– Я намерен сделать все, что в моих силах, –
сказал он наконец. – Но если дело пойдет скверно, я буду защищаться. Вы,
государь, тоже должны учитывать такую возможность.
Фольтест встал.
– Ты меня не понял. Не о том речь. Совершенно ясно, что
ты ее убьешь, если станет горячо, нравится мне это или нет. Иначе она убьет
тебя, наверняка и бесповоротно. Я не разглашаю этого, но не покарал бы того,
кто убьет ее в порядке самообороны. Но я не допущу, чтобы ее убили, не
попытавшись спасти. Уже пробовали поджигать старый дворец, в нее стреляли из
луков, копали ямы, ставили силки и капканы, пока нескольких «умников» я не
вздернул. Но, повторяю, не о том речь. Слушай, мэтр…
– Слушаю.
– Если я правильно понял, после третьих петухов упырицы
не будет. А кто будет?
– Если все пойдет как надо, будет четырнадцатилетняя
девочка.
– Красноглазая? С зубищами как у крокодила?
– Нормальная девчонка. Но только…
– Ну?
– Физически.
– Час от часу не легче. А психически? Каждый день на
завтрак ведро крови? Девичье бедрышко?
– Нет. Психически… трудно сказать… Думаю, на уровне,
ну… трех-четырехгодовалого ребенка. Ей понадобится заботливый уход. Довольно
долго.
– Это ясно. Мэтр?
– Слушаю.
– А это… может повториться? Позже?
Ведьмак молчал.
– Так, – сказал король. – Стало быть, может.
И что тогда?
– Если после долгого, затянувшегося на несколько дней
беспамятства она умрет, надо будет сжечь тело. И как можно скорее.
Фольтест нахмурился.
– Однако не думаю, – добавил Геральт, – чтобы
до этого дошло. Для верности я дам вам, государь, несколько советов, как
уменьшить опасность.
– Уже сейчас? Не слишком ли рано, мэтр? А если…
– Уже сейчас, – прервал ривянин. – По-всякому
бывает, государь. Может случиться, что наутро вы найдете в склепе
расколдованную принцессу и мой труп.
– Даже так? Несмотря на разрешение на самооборону?
Которое, похоже, не шибко тебе и нужно.
– Это дело серьезное, государь. Риск очень велик.
Поэтому слушайте: принцесса должна будет постоянно носить на шее сапфир, лучше
всего инклюз, на серебряной цепочке. Постоянно. Днем и ночью.
– Что такое инклюз?
– Сапфир с пузырьком воздуха внутри. Кроме того, в
камине ее спальни надо будет время от времени сжигать веточки можжевельника,
дрока и орешника.
Фольтест задумался.
– Благодарю за советы, мэтр. Я буду придерживаться их,
если… А теперь слушай меня внимательно. Если увидишь, что случай безнадежный,
убей ее. Если снимешь заклятие, но девочка не будет… нормальной… если у тебя
возникнет хотя бы тень сомнения в том, что все прошло удачно, убей ее. Не бойся
меня. Я стану на тебя при людях кричать, выгоню из дворца и из города, ничего
больше. Награды, разумеется, не дам. Ну, может, что-нибудь выторгуешь… Сам
знаешь у кого.
Они помолчали.
– Геральт. – Фольтест впервые назвал ведьмака по
имени.
– Слушаю.
– Сколько правды в слухах, будто ребенок родился таким
только потому, что Адда была моей сестрой?
– Не много. Порчу надо навести. Чары не возникают из
ничего. Но, думаю, ваша связь с сестрой послужила поводом к тому, что кто-то
бросил заклинание, а значит, и причиной такого результата.
– Так я и думал. Так говорили некоторые из Посвященных,
правда, не все. Геральт. Откуда все это берется? Чары, магия?
– Не знаю, государь. Посвященные пытаются отыскать
причины таких явлений. Нам же, ведьмакам, достаточно знать, что их можно
вызывать сосредоточением воли. И знать, как с ними бороться.
– Убивая?
– Как правило. Впрочем, чаще всего за это нам и платят.
Мало кто требует снять порчу. В основном люди просто хотят уберечься от
опасности. Если же у чудища на совести еще и трупы, то присовокупляется
стремление отомстить за содеянное.
Король встал, прошелся по комнате, остановился перед
висевшим на стене мечом ведьмака.
– Этим? – спросил он, не глядя на Геральта.
– Нет. Этот против людей.
– Наслышан. Знаешь что, Геральт? Я пойду с тобой в
склеп.
– Исключено.
Фольтест повернулся, глаза сверкнули.
– Тебе известно, колдун, что я ее ни разу не видел? Ни
при рождении, ни… позже? Боялся. Могу ее уже никогда не увидеть, верно? Имею я
право хотя бы видеть, как ты будешь ее убивать?
– Повторяю, исключено. Это верная смерть. И для меня
тоже. Стоит мне ослабить внимание, волю… Нет, государь.
Фольтест отвернулся и направился к двери. Геральту
показалось, что он уйдет, не произнеся ни слова, без прощального жеста, но
король остановился и взглянул на него.
– Ты вызываешь доверие, – сказал он. – Хоть я
и знаю, что ты за фрукт. Мне рассказали, что произошло в трактире. Уверен, ты
прибил этих головорезов исключительно ради рекламы, чтобы всколыхнуть людей,
потрясти меня. Я уверен, ты мог столковаться с ними и не убивая. Боюсь, мне
никогда не узнать, идешь ли ты спасать мою дочь или же убить ее. Но соглашаюсь
на это. Вынужден согласиться. Знаешь, почему?
Геральт не ответил.
– Потому что, – сказал король, – думаю, она
страдает. Правда?
Ведьмак проницательно посмотрел на короля. Не подтвердил, не
сделал ни малейшего жеста, но Фольтест знал. Знал ответ.
