Он промолчал.
– Ну хорошо, – вздохнула богослужительница. –
Пошли. Да, Геральт, не хочется быть бестактной, но скажи мне… Скажи, как вы
познакомились? Ты и Йеннифэр? Как это началось?
Ведьмак улыбнулся.
– Началось с того, что нам с Лютиком нечего было есть,
и мы решили наловить рыбы.
– Надо понимать, вместо рыбы ты поймал Йеннифэр?
– Не совсем так. Я расскажу, как было. Но, если не
возражаешь, после ужина – я немного проголодался.
– Тогда пошли. Я взяла все, что требовалось.
Ведьмак направился к выходу, еще раз повел глазами по
пещерной теплице.
– Нэннеке?
– А?
– Половина того, что здесь растет, не встречается нигде
в мире. Я не ошибаюсь?
– Не ошибаешься. Больше половины.
– В чем причина?
– Если я скажу, что причиной тому милость богини
Мелитэле, тебе, вероятно, этого будет недостаточно?
– Скорее всего, да.
– Так я и думала. – Нэннеке улыбнулась. –
Видишь ли, Геральт, наше яркое солнце все еще светит. Но уже не так, как
раньше. Хочешь, почитай книжки. А ежели не хочешь тратить на это времени, то,
может, тебя удовлетворит, если я скажу, что хрусталь, из которого сделаны окна
в кровле, действует как фильтр. Он отсеивает убийственные лучи, которых в
солнечном свете все больше. Поэтому здесь живут растения, которых в
естественных условиях нигде в мире не встретить.
– Понял, – кивнул ведьмак. – А мы, Нэннеке?
Как с нами? Ведь и на нас светит то же солнце. Не следует ли и нам попрятаться
под такие стекла?
– В принципе следует, – вздохнула жрица. –
Но…
– Что «но»?
– Но уже поздно.
Последнее желание
Глава 1
Сом выставил усастую голову, сильно рванул, забился,
взбурлил воду, сверкнул белым брюхом.
– Осторожнее, Лютик! – крикнул ведьмак, упираясь
каблуками в мокрый песок. – Держи, черт…
– Держу… – прокряхтел поэт. – Мать моя, ну
чудовище! Не рыба – левиафан! Жратвы будет, боги!
– Трави, трави, а то бечева порвется!
Сом прильнул ко дну, рывком кинулся вниз по течению, в
сторону излучины. Бечева зазвенела, перчатки Лютика и Геральта задымились.
– Тяни, Геральт, тяни! Не отпускай, запутается в
корнях!
– Бечева лопнет!
– Не лопнет! Тащи!
Они напряглись, потянули. Бечева со свистом рассекала воду,
вибрировала, разбрасывала капли, блестевшие, словно ртуть, в лучах восходящего
солнца. Сом вдруг вынырнул, закружил под самой поверхностью воды, напряжение
бечевы ослабло. Они принялись быстро выбирать слабину.
– Завялим, – засопел Лютик. – Отвезем в
деревню и велим завялить. А головизна пойдет на уху!
– Осторожнее!
Чувствуя под брюхом мелководье, сом вывалился из воды до
половины двухсаженного тела, дернул головой, хлестнул плоским хвостом, резко
ринулся в глубину. Перчатки снова задымили.
– Тяни! Тяни! На берег его, рыбью душу!!!
– Бечева трещит! Трави, Лютик!
– Выдержит! Не боись! А из головы… уху сварим…
Снова подтянутый ближе к берегу сом взвертелся и принялся
яростно рвать бечеву, словно давая понять, что так легко не даст засунуть себя
в горшок. Брызги взвились на сажень вверх.
– Шкуру продадим… – Лютик, упираясь и покраснев от
натуги, тянул бечеву обеими руками. – А усы… Из усов сделаем…
Никто никогда не узнает, что собирался поэт сделать из сомовьих
усов. Бечевка с треском лопнула, и рыбаки, потеряв равновесие, повалились на
мокрый песок.
– А, чтоб тебя! – рявкнул Лютик так, что эхо пошло
по камышам. – Сколько жратвы пропало! Чтоб ты сдох, рыбий хвост!
– Говорил я, – Геральт отряхнул брюки, – говорил,
не тяни силой! Испортачил ты все, друг мой Лютик. Рыбак из тебя, как из козьей
задницы труба.
– Неправда, – обиделся трубадур. – То, что
это чудовище вообще заглотало наживку, моя заслуга.
– Интересно. Ты и пальцем не пошевелил, чтобы помочь
закинуть крюк. Бренькал на лютне и драл глотку на всю округу, ничего больше.
– Ошибаешься, – ухмыльнулся Лютик. – Когда ты
уснул, я снял с крючка живца и нацепил дохлую ворону, которую нашел в кустах.
Хотел утром посмотреть на тебя, когда ты эту ворону вытянешь. А сом купился на
ворону. На твоего живца хрен бы что клюнуло.
– Клюнуло-клюнуло. – Ведьмак сплюнул в воду и
принялся наматывать бечеву на деревянную крестовину. – А порвалось, потому
что ты тянул по-дурному. Чем болтать, сверни лучше остальные лесы. Солнце взошло,
пора в дорогу. Я пошел собираться.
– Геральт!
– Что?
– На второй лесе тоже что-то есть… Нет, тьфу ты, просто
что-то зацепилось. Ты смотри, держит словно камень, не справиться! Ну… пошло.
Ха, ха, глянь! Не иначе барка времен короля Дезмода! А большая, едри ее… Глянь,
Геральт!
Лютик, конечно, преувеличивал. Вытянутый из воды клубок
прогнивших веревок, остатков сетей и водорослей был большой, но до барки времен
легендарного короля ему было далеко. Бард распластал добычу на песке и начал
копаться в ней мыском ботинка. В водорослях кишмя кишели пиявки, бокоплавы и
маленькие рачки.
– Эй! Глянь, что я нашел!
Геральт, заинтересовавшись, подошел. Находка оказалась
щербатым глиняным кувшином, чем-то вроде двуручной амфоры, запутавшейся в сети,
черной от сгнивших водорослей, колоний ручейников и улиток, покрытой вонючим
илом.
– Ха! – гордо воскликнул Лютик. – Знаешь, что
это?
– А как же! Старый горшок.
– Ошибаешься, – возвестил трубадур, щепкой
соскребая с сосуда раковины и окаменевшую глину. – Это не что иное, как
волшебный кувшин. Внутри сидит джинн, который исполнит три моих желания.
Ведьмак хохотнул.
– Смейся-смейся. – Лютик покончил с очисткой,
наклонился и постучал по амфоре. – Слушай-ка, на пробке печать, а на
печати волшебный знак.
– Какой? Покажи.
