— Уже не первый раз, — бормочу я.
Джейми продолжает расхаживать по комнате, проводит рукой под крышкой стола, изучает одну лампу, затем другую, открывает шифоньер, заглядывает в угол за телевизором — на экране Бек едет верхом на осле, а кто-то из Spice Girls раскручивает в воздухе лассо, затем она берет в руки пульт дистанционного управления и чуть было не начинает разбирать его, когда я прерываю затянувшееся молчание:
— Зайка, может, ты все-таки присядешь?
— Я весь день провела на привязи. — Она потягивается и принимает слегка небрежную позу. — Не могу без движения.
— Э-э-э, зайка, — начинаю я, смущаясь, — как тебе удалось меня найти?
— Ну и ну! — говорит она, обернувшись. — Это как тебе удалось меня найти?
Пауза.
— Нет, ты расскажи первой.
— Я попросила моего ассистента обзвонить все места, где ты бы мог остановиться.
Она вздыхает и продолжает:
— «Connaught», «Stafford», «Claridge», «Dorchester», «Berkeley», «Alcion», ну и затем — «Four Seasons».
Длительная пауза, во время которой я изумленно взираю на Джейми.
— Что с тобой? — спрашивает она. — Почему ты так на меня смотришь?
— Мать твою, a «Hampel»? Почему ты не проверила гребаный «Hampel»? Боже мой, зайка, я от тебя такого не ждал!
Улыбка мелькает у нее на губах, но сразу же исчезает, когда до нее что-то доходит, и она со стоном плюхается обратно в вертящееся кресло.
— Не заставляй меня надевать обратно мои темные очки, Виктор! — предупреждает она.
Телефон звонит снова. Я вздыхаю, протягиваю руку к тумбочке, снимаю телефон, слушаю. Молчание, затем серия каких-то нерегулярных попискиваний, два щелчка, треск статического электричества, еще одно попискивание, затем тишина. Я перевожу взгляд на Джейми во вращающемся кресле, которая задумчиво вертит в руках темные очки, перекинув ноги через подлокотник, а затем медленно кладу трубку на место.
— Я спрашивала номер комнаты Виктора Джонсона, но затем вспомнила — или прочла где-то, что ты сменил фамилию. И теперь ты Виктор Вард.
Она делает паузу, игриво улыбается и спрашивает:
— Зачем?
— Ряд экспертных комитетов одновременно пришел к заключению, что, с точки зрения пиара, подобный шаг резко подтолкнет развитие моей карьеры. — Я пожимаю плечами. — И действительно, я стал почти знаменит.
— Ты стал почти знаменит по недоразумению, — поправляет она.
— Но благодаря этому недоразумению я далеко продвинулся.
— Хороший костюм немало этому способствовал.
— Не только — не стоит забывать и о невероятной крутизне того, кто его носил.
— И все-таки мне почему-то кажется, что сменить фамилию тебя заставил твой отец. — И она снова игриво мне улыбается. — А? Правда, инициатива исходила от папочки?
— Я не хотел бы говорить о моем отце…
— Господи, да какое мне дело!
Она снова встает, затем вновь падает в кресло, постоянно при этом вздыхая.
— Послушай, я пришла сюда всего лишь для того, чтобы попросить у тебя прощения за то, что тогда психанула, и, типа, пожелать тебе приятно провести время в Лондоне и все такое, и надеюсь, что мы снова увидимся лет так через восемь.
— Похоже, ты снова собираешься психануть? — спрашиваю я, старательно изображая из себя крутого парня и незаметно подвигаясь к ней поближе.
— Я обещаю, э-э-э, исправиться.
— Это не может не радовать.
Пауза.
— Все зависит от того, что тебя радует, — говорит она.
— Что за дела, зайка? — спрашиваю я, изображая крайнее утомление. — Что ты делаешь? Куда тебя несет?
— Сегодня был последний съемочный день, — говорит она. — Интерьеры мы отсняли в Пайнвуде на прошлой неделе. Так что я свободна как птица в полете.
— Ну что ж, тогда мне страшно повезло, что я тебя поймал.
— Ты меня поймал? — переспрашивает она раздраженно и слегка напряженно. — И даже если и поймал, то с чего ты взял, что тебе повезло, Виктор?
Внезапно звонит ее мобильник. Она достает откуда-то еще одну сумочку — Lulu Guinness, которую я почему-то не заметил прежде, — и отвечает на звонок. Глядя мне прямо в глаза, она говорит:
— Да?.. Отлично… Нет, я в «Four Seasons»… Это что, новое какое-то модное словечко?.. Давай посмотрим, что скажут остальные… Да… Звучит заманчиво… Хорошо… До скорого.
Она выключает телефон и без всякого выражения смотрит на меня.
— Кто это был? — спрашиваю я.
Я дрожу от холода, изо рта у меня клубами вырывается пар.
— Ты его не знаешь, — отвечает она, а затем еле слышно прибавляет: — Пока.
Я лежу на боку, изящно разбросав руки по покрывалу в цветочек, стараясь время от времени шевелить ими так, чтобы привлечь к себе внимание, к тому же у меня словно случайно выбилась рубашка, и я то и дело чередую «робкие» взгляды с соблазнительными улыбками. Джейми смотрит на меня как-то не по-доброму. Когда же я перестаю заигрывать с ней, она снова расслабляется, потягивается и зевает.
— Мне просто необходимо чем-нибудь подкрепиться.
— Зайка, так ты проголодалась?
— Не то слово!
— Знакомая картина, — восклицаю я, расплываясь в псевдошаловливой улыбке, и спрашиваю глубоким, проникновенным голосом: — Как насчет того, чтобы заказать ужин в номер?
Она стоит посреди комнаты, что-то выискивая, снова смотрит на телевизор, затем тщательно осматривает потолок. Наконец она бормочет:
— Давай-ка пойдем куда-нибудь отсюда.
— Куда?
— Куда-нибудь, где можно поужинать.
— Прямо сейчас? Но еще только пять, — восклицаю я. — Разве в это время что-нибудь открыто?
— Я знаю одно местечко, — говорит она тихо.
Что-то на потолке в самом углу привлекает ее внимание, и она подходит поближе, протягивает руку, а затем — словно осознав что-то — останавливается. Затем она оборачивается, пытается выдавить из себя улыбку, но, судя по всему, ей это не удается: что-то в этой комнате ее постоянно беспокоит.
— Зайка, это всего лишь декорации, — говорю я. — Забудь о них.
11
Хотя ресторан закрыт до шести, Джейми по дороге к Арлингтон-сквер делает из такси загадочный телефонный звонок, и нас впускают в «Le Caprice» в пять тридцать.
— Я собиралась поужинать с Амандой Арлех, но, похоже, у меня возник гораздо более, э-э-э, интересный вариант, — говорит она, запихивая мобильник обратно в сумочку.
