– Но меня-то это не касается, Надин.
– Касается, Брет. Еще как касается.
– И как же это меня касается, Надин?
Я уже возненавидел ее за эту исповедь, я хотел уйти, но не мог. Она оглядела двор и сказала тихо, как будто нас могли подслушивать и она серьезно рисковала, делясь со мной этими сведениями:
– Потому что Робби – один из тех, с кем он обменивается этими сведениями.
Я задержал дыхание. Все начало валиться в тартарары.
– О чем ты говоришь, Надин? – Я попытался высвободить руку.
– Не понимаешь, Брет? – Она почти что задыхалась. – Эштон скачал из Сети сотни страниц, посвященных этим мальчикам.
Чувствуя, как она дрожит, я выдернул руку и отвернулся.
– Он пишет им по мейлу, – сказала Надин так громко, что пустой двор отозвался эхом.
– Кому он пишет? – Я не мог остановиться, должен был спросить.
– Он пишет тем мальчикам.
Я уже не отстранялся, но, пораженный страхом, медленно обернулся к Надин:
– Он знал… кого-то из пропавших мальчиков?
Надин уставилась на меня. Мне показалось, что, если она ответит «да», все сразу обрушится.
– Нет, ни с кем из них он лично знаком не был.
Я вздохнул.
– Надин… – устало начал я.
– Но он писал им после того, как они исчезли, – прошептала Надин. – Вот чего я не могу понять. Он рассылал им мейлы после того, как они исчезли.
– Откуда ты знаешь? – спросил я после долгой паузы.
– Обнаружила однажды. – Она выпрямилась, на вино даже не смотрела, собиралась с чувствами; она вдруг поняла, что в этом разговоре у нее есть собеседник. – Письмо было написано каким-то шифром, он переслал его Робби. – Все это она поясняла жестами. – Он отправил одно письмо Клиэри Миллеру, другое – Эдди Берджессу, а когда я сверила даты, поняла, что письма отправлены после того, как они исчезли. После, ты понимаешь, Брет? – Она снова задыхалась. – Я нашла их у него в почте, в папке отправленных писем, но понятия не имела, что это значит, зачем он это сделал, а когда я спросила его в глаза, он только наорал на меня за вторжение в его личное пространство… а теперь, когда я недавно посмотрела еще раз, тех мейлов уже не было…
И когда ясность ума, казалось, уже вот-вот вернется к Надин, она сорвалась. Заплакала. Я смутно понимал, что она сжимает мою руку. Я вспомнил вчерашний вечер, зареванное лицо Эштона и как Надин постоянно отлучалась проверить, как он там. Кто еще стал мишенью для ее паранойи?
Сколько людей соблазнилось безумной теорией Надин? Она все хотела подвести меня к мысли, высказать которую сама не имела возможности.
Я постарался успокоить ее, подыграть ей.
– Значит, Эштон писал мальчикам в Небывалию?
– Да, это так. – Она подавила всхлип. – Исчезнувшим мальчикам.
Глаза ее источали мольбу, и напряженная тугость лица ослабилась, потому что ей поверили.
– Надин, а Митчеллу ты говорила? – Я хотел сказать это тоном мягким и успокаивающим, но сам был настолько на взводе, что голос прозвучал тонко, дребезжаще. – Вы в полицию позвонили, рассказали им эту версию?
– Это не версия. – Она завертела головой, как маленькая девочка. – Это не версия, Брет. Мальчиков никто не похищал. Никто не выдвигал никаких требований. Ни одного тела так и не нашли. – Она пошарила в сумочке и вытащила салфетку. – У них есть план. У мальчиков есть план. Я так думаю. Но зачем? Зачем им этот план? Понимаешь, другого объяснения быть не может. У полиции ничего нет. Ты знаешь, Брет? У них ничего нет. Они…
– Где же мальчики, Надин? – перекричал я ее.
– Никто не знает, – вдохнула она и поежилась. – В том-то и дело, что никто не знает.
– Ну, может, если мы с ними поговорим, с Эштоном и…
– Они наврут. Они обманут тебя…
– А если…
– Тебе не показалось странным их поведение? – спросила Надин, оборвав меня. Она хотела, чтобы я подтвердил ее подозрения относительно вещей, на которые я, признаться, особого внимания не обращал.
– В… каком смысле?
– Не знаю… – Теперь, когда она признала худшее, я думал, она расслабится и прекратит это представление, но Надин все комкала и комкала скрюченными пальцами бумажный платок. – Они такие скрытные… и… и… недоступные? – Это прозвучало как вопрос, так, чтоб мне пришлось ответить и попасть в западню ее собственного сна.
– Надин, им по одиннадцать лет. Они не работают на публику. Мальчишки-пятиклассники – не самый общительный народ. Я в их возрасте был таким же. – Я просто хотел говорить хоть что-нибудь, что угодно, лишь бы заглушить ее.
– Нет, нет, нет… – Она зажмурилась и помотала головой. – Тут совсем другое. У них есть план. Они…
– Надин, вставай, пошли.
– Ты что, не понимаешь? Не доходит? – Голос ее стал громче. – Если мы ничего не предпримем, мы их потеряем. Это ты понимаешь?
– Надин, пошли, найдем Митча…
Она схватила меня за руку, пальцы впились в рукав пиджака. Дышала Надин тяжело.
– Мы их потеряем, если ничего не сделаем…
Сон стал разворачиваться в обратном направлении, переписывать сам себя.
Я пытался поднять ее с гранитной скамейки, а она всем телом повисла у меня на руке. И вдруг закричала: «Да пусти ты меня!» – и отдернула руку.
Я стоял запыхавшийся и не знал, куда бежать. Пытался как-то уложить в голове услышанное.
И тут – вторжение.
– У вас там все в порядке? – спросил голос сверху.
Я поднял голову. Вооруженный охранник, у которого я просил сигарету, оперся о перила и всматривался во тьму двора, пока не достал фонарик и не упер его луч мне в лицо. Я прикрыл глаза ладонью и ответил как можно вежливей:
– Да-да, все в порядке.
В таком ракурсе массивная голова грифона маячила прямо под ним.
– Мадам? – спросил охранник, переводя луч на нее.
Надин взяла себя в руки и высморкалась. Она прочистила горло и, прищурившись охраннику, ответила с улыбкой, с натянутой веселостью:
– С нами все в порядке, спасибо большое.
Свет отразился от маски, которую надела Надин, и, неуверенно поглядывая на нас, охранник все-таки удалился. Его вмешательство привнесло чувство реальности, отчего Надин встала и, не смотря на меня, быстро пошла к ступенькам, как будто теперь ей было стыдно за то, что она мне наговорила. На некоем уровне я отвергнул ее, и преодолеть смущение ей было не по силам. Попытка интимности не удалась. Игра не стоила свеч.
Пора было домой. Она больше никогда не скажет мне ничего подобного.
