— Значит, по-твоему, я такая?
— Именно. Настоящее чучело.
С этими словами Юрико сунула в рот сигарету.
— Ты на себя посмотри! Во что ты превратилась, полукровка несчастная? Бегемот с двойным подбородком! — выходя из себя, набросилась я на нее.
Юрико усмехнулась, скривив губы, как делают иностранцы.
— Смейся-смейся! Сама-то не лучше.
— Сравнила! Я в такой фирме работаю, что тебе и не снилось. Скажешь, не похоже?
Юрико фыркнула, скользнув по мне взглядом:
— Не похоже. Ты вообще ни на что не похожа. Черт знает что! Урод на ножках! Чудовище!
Я пристально посмотрела на нее. Мое зеркальное отражение. Два страшилища.
— Если я чудовище, то ты и подавно.
Мы обе горько усмехнулись. Парочка средних лет, вышедшая из лав-отеля на углу, увидев нас, на мгновение застыла на месте и метнулась в сторону.
— Эй вы, развратники! Натрахались, а теперь людям в глаза смотреть не хотите? — заорала я им вслед. — Как не стыдно!
Не меняясь в лице, Юрико выдохнула табачный дым:
— Все правильно. Пара шлюх в одинаковом прикиде. Зрелище не для слабонервных. Хотя есть в этом мире мужики, которым нравятся такие чудовища. Как ни странно. Хотя, может, как раз мужики и делают из нас чудовищ.
Я вспомнила Ёсидзаки и Араи — моих постоянных клиентов. У меня с ними как по расписанию — раз в две недели, при любом раскладе. Почему, интересно, они молча наблюдают за тем, что со мной происходит? Не говорят ни слова. На прошлой неделе я встречалась с обоими и не заметила никакой реакции. Все было как обычно: встретились у Дзидзо, пошли в гостиницу, потом пиво, унылое нытье Араи, хвастливые разглагольствования Ёсидзаки… Ну а напоследок… как полагается. А о чем говорили? Помню только распоровшийся шов на дешевом костюме Араи да заусеницы на пальцах Ёсидзаки, шаривших по моему телу.
Юрико оборвала мои размышления:
— Кадзуэ! Можно мне все-таки здесь подежурить? Нет — так я на станцию.
— Не пойдет, — отрезала я. — Станция Синсэн тоже моя территория. Я ее от Леди Мальборо получила, так что без моего разрешения ты здесь ничего не можешь.
— А кто это — Леди Мальборо? — спросила Юрико, глядя на статую Дзидзо. Видно было, что на самом деле это ее совершенно не интересует.
— Бабка, которая стояла здесь до меня. Вышла в отставку и вскоре отдала концы.
Юрико рассмеялась, демонстрируя зубы, пожелтевшие от табака:
— Собачья смерть. Интересно, а что с нами будет? Мне, к примеру, кажется, что меня укокошит какой-нибудь клиент. И с тобой такая же история может случиться. Такая уж у нашей сестры судьба. Вот появится эдакий любитель чудовищ и прирежет нас с тобой. Или удавит.
— Ну вот, завела на ночь глядя! Нельзя о чем-нибудь повеселее? Позитива хочется.
— А разве это негатив? — Юрико покачала головой. — Просто я уже больше двадцати лет занимаюсь этим делом. Разобралась, что представляют собой мужики. Или, может, что мы собой представляем. В глубине души они терпеть не могут баб, торгующих собой. А бабы ненавидят мужиков, которые их покупают. То есть ненависть взаимная, и дело доходит до убийства, когда она переливается через край. Вот я и жду этого дня. Трепыхаться не буду, захочет — пусть убивает.
Ненавидят ли меня Ёсидзаки и Араи? А садист Эгути? Я не понимала Юрико. Неужели она в самом деле видела впереди ад? Но что касается меня, то временами я получаю удовольствие от торговли своим телом, хотя подчас это всего лишь примитивное средство заработать денег.
Юрико показала на Дзидзо:
— Терпеть его не могу. У него такой вид… будто он все знает. Наверняка мужик изобразил. Баба такого никогда не слепит.
На лав-отеле горела неоновая вывеска. В ее свете лицо Юрико на секунду предстало почти в божественном ореоле, напомнив о том, какой потрясающей красавицей она была в школе. Мне показалось, что время повернуло вспять.
— Юрико! Ты действительно не любишь мужчин? Я думала, ты без них жить не можешь.
Она обернулась и посмотрела мне прямо в глаза. Передо мной снова было лицо уже немолодой, располневшей женщины.
— Мужиков терпеть не могу. Но люблю трахаться. А ты, верно, наоборот?
Значит, я люблю мужиков, а не секс? И на панель пошла, только чтобы к ним поближе? Выходит, это неправильно? Слова Юрико крепко меня задели.
— Нам с тобой надо объединиться, стать одним человеком. Тогда все пойдет как надо. Классная будет жизнь. Хотя какой смысл быть бабой при такой жизни? — Юрико щелчком отбросила окурок. — Ну так что, Кадзуэ? Когда можно пристроиться здесь, на уголке?
— Вот уйду — тогда пожалуйста. У меня последняя электричка на Фудзимигаоку в двенадцать двадцать восемь. После этого можешь хоть всю ночь дежурить.
— Вот спасибо, подруга. Добрая душа, — саркастически проговорила Юрико. — С чего это ты так раздобрилась? А-а! Школьную дружбу вспомнила! Или потому что я с твоей сестрой вместе училась?
— Ни то ни другое. Просто мне нужна дублерша. Не хочу, чтобы в мое отсутствие кто-то захватил это место.
Юрико рассмеялась:
— Дублерша? Ой, боюсь! Небось, якудза к тебе подъезжали?
Надо же! В самую точку! Я решила увести разговор в сторону.
— Ничего подобного.
— Ладно. Хрен с ними. Чему быть, того не миновать. И потом, для якудза мы не особо привлекательный объект. Так что вряд ли нас будут доставать.
— Может, и так.
— Ого! Обиделась? Что, гордость твою задела? — сочувственно поинтересовалась Юрико.
Настроение она мне испортила. Еще сочувствовать мне будет! Подумаешь, фигура!
— Ладно, ступай отсюда. Время свое ты знаешь. А я пока делом займусь.
— Все, все. Удаляюсь.
С этими словами она зашагала к станции Синсэн. Полы ее плаща разлетались на ветру. Я раздраженно посмотрела на Дзидзо. Было ощущение, будто Юрико заразила своим присутствием и меня, и землю, на которой я стояла.
— Дзидзо, дорогой! Неужели я чудовище? Как получилось, что я стала чудовищем? Скажи. Объясни, пожалуйста!
Конечно, Дзидзо промолчат. Я подняла глаза на вечернее небо, подкрашенное розовым цветом неоновых огней Догэндзаки. Где-то высоко шумел ветер. С каждой минутой становилось все холоднее. Легкая безмятежность, что обычно охватывает меня в сумерках, сменилась тягостью зимней ночи. «Вот появится эдакий любитель чудовищ и прирежет нас с тобой. Или удавит», — звенело в голове пророчество Юрико. Мне стало страшно. Я не боялась мужчин, я боялась себя. Того чудовища, в которое превратилась. И обратно, похоже, хода уже нет.
— Это кто такой? Бог? — раздался за спиной мужской голос.
