– По-моему, так говорить жестоко.
– «Покаялась»! – передразнил Нигель, передернув плечами. –
Мерзейшее слово.
– Не понимаю, почему тебе не нравится. Оно в ходу среди
членов Оксфордской общины
[3]
и…
– Что ты городишь? Неужели ты решила попотчевать нас на
завтрак Оксфордской общиной?
– Что происходит, ма? Неужели Селия действительно воровка?
Значит, она поэтому не вышла сегодня к завтраку?
– Простите, я не понимаю, – сказал Акибомбо.
Но ввести его в курс дела никто не удосужился. Всем не
терпелось высказать свое мнение.
– Бедняжка, – гнул свою линию Лен Бейтсон. – Она что, сидела
без денег?
– А знаете, я ничуть не удивилась, – с расстановкой сказала
Салли. – Я все время подозревала…
– Но неужели Селия залила мои конспекты? – недоверчиво
спросила Элизабет Джонстон. – Удивительно, просто не верится.
– Селия не прикасалась к вашим конспектам, – сказала миссис
Хаббард. – Я прошу вас немедленно прекратить дискуссию. Я собиралась спокойно
рассказать вам обо всем попозже, но…
– Но Джин вчера вечером подслушала ваш разговор, – сказала
Валери.
– Я не подслушивала. Просто я случайно…
– Да говори уж начистоту, Бесс, – перебил Нигель. – Ты
прекрасно знаешь, кто пролил чернила. Ведь мерзавец Нигель сам сознался, что
залил твои конспекты чернилами из своего пузырька. Стало быть, это моя работа!
– Он не виноват, он притворяется! Нигель, ну зачем ты
валяешь дурака?
– А ведь на самом деле я попытался проявить благородство и
выгородить тебя, Пат. Не ты ли вчера утром просила у меня чернила?
– Простите, я не понимаю, – сказал Акибомбо.
– А тебе и не нужно понимать, – ответила Салли. – На твоем
месте я бы сидела и помалкивала.
Мистер Чандра Лал подскочил как ужаленный:
– А потом вы спрашиваете, почему в мире царит насилие? И
почему Египет претендует на Суэцкий канал?
– Черт побери! – заорал Нигель и грохнул чашку о блюдце. –
Сперва Оксфордская община, теперь политика! Не дают спокойно позавтракать! Я
ухожу.
Он злобно отшвырнул стул и вылетел из комнаты.
– На улице холодно, ветер! Надень пальто! – кинулась вслед
за ним Патрисия.
– Кудах-та-тах! – язвительно заквохтала Валери. – У нее
скоро вырастут перышки.
Француженка Женевьев, еще недостаточно хорошо знавшая
английский, чтобы понимать такой бурный речевой поток, внимательно слушала
Рене, который переводил ей на ухо, о чем говорят за столом. Внезапно она
вскричала по-французски срывающимся голосом:
– C’est cette petite qui m’a volé mon compact? Ah,
par exemple! J’irai а police. Je ne supporterai pas une pareille…
[4]
Колин Макнаб уже давно пытался вставить свое веское слово,
но его глубокий снисходительный бас утонул во всеобщем шуме и гаме. Тогда он
перестал церемониться и со всего размаху стукнул кулаком по столу, да так, что
тут же воцарилось молчание. Вазочка с мармеладом слетела со стола и разбилась.
– Замолчите вы наконец и дайте сказать мне! В жизни не
встречал такого вопиющего невежества и злобы! Вы хотя бы чуточку разбираетесь в
психологии? Поверьте, девушка не виновата. Она переживала тяжелый эмоциональный
кризис; с ней надо обращаться крайне бережно и заботливо, иначе она останется
калекой на всю жизнь. Я вас предупреждаю: с ней надо обращаться бережно, именно
это ей сейчас необходимо.
– Постой-постой, – звонким занудливым голосом сказала Джин.
– Я с тобой, конечно, согласна насчет бережного обращения с Селией, но все
равно мы же не можем ей потакать! Я хочу сказать, потакать воровству!
– Воровству! – повторил Колин. – Но это не воровство. Черт
побери, меня от вас тошнит… от всех.
– Интересная пациентка, да, Колин? – усмехнулась Валери.
– Для исследователя, интересующегося проблемами мышления,
безусловно.
– Конечно, у меня она ничего не украла, – начала Джин, – но
я думаю…
– У тебя-то она, естественно, ничего не взяла, – сурово
оборвал ее Колин. – Но вряд ли бы ты обрадовалась, узнав почему.
– Не понимаю, о чем ты…
– Да брось, Джин, – сказал Лен Бейтсон. – Хватит
пререкаться. Мы с тобой опаздываем.
Они ушли.
– Скажи Селии, пусть не вешает носа, – бросил Лен через
плечо Колину.
– Я хочу выразить официальный протест, – заявил мистер
Чандра Лал. – У меня выкрали борную кислоту, которая крайне необходима для моих
глаз, воспаляющихся от упорных занятий.
– Вы тоже опоздаете, мистер Лал, – твердо сказала миссис
Хаббард.
– Мой преподаватель сам не отличается пунктуальностью, –
мрачно ответил мистер Чандра Лал, но пошел к двери. – И потом, он ведет себя
неразумно и некорректно, когда я задаю ему глубоко научные вопросы…
– Mais il faut qu’elle me le rende, com-pac!
[5]
– сказала
Женевьев.
– Вы должны говорить по-английски, Женевьев. Вы никогда не
выучите язык, если, волнуясь, будете переходить на французский. Кстати, вы
обедали в это воскресенье в пансионате и не заплатили мне.
– Ах, я оставила кошелек в комнате. Я заплачу вечером…
Viens, René, nous serons en retard..
[6]
– Простите, – сказал Акибомбо, умоляюще глядя вокруг, – я не
понимаю.
– Пойдем, Акибомбо, – сказала Салли. – Я тебе все объясню по
дороге в институт.
Она ободряюще кивнула миссис Хаббард и увела с собой сбитого
с толку Акибомбо.
– О боже! – глубоко вздохнула миссис Хаббард. – И что меня
дернуло пойти на эту работу?
Валери, единственная, кто оставался в комнате, дружески
улыбнулась ей.
