– А, помню, помню… Нигель Чэпмен.
– Кстати, конспекты залиты его чернилами.
– Значит, вы считаете, что это сделал Нигель?
– По крайней мере, такая возможность не исключена. Он
довольно злобный малый и, по-моему, расист. Единственный из всех нас.
– А кого еще раздражала педантичность мисс Джонстон и ее
привычка учить других?
– Колин Макнаб частенько на нее злился, да и Джин Томлинсон
она пару раз задевала.
Шарп задал вразнобой еще несколько вопросов, но Лен больше
не сообщил ничего путного. Потом инспектор вызвал Валери Хобхауз.
Валери держалась холодно, церемонно и настороженно. Выдержки
и самообладания у нее было куда больше, чем у мужчин. Она сказала, что
прекрасно относилась к Селии. Та была не очень умна и чересчур романтична,
недаром она так влюбилась в Колина Макнаба.
– Вы думаете, она была клептоманкой?
– Наверное. Я в этом не очень разбираюсь.
– А может, кто-то подучил ее?
Валери пожала плечами:
– Чтобы окрутить Колина, этого напыщенного болвана?
– Вы хватаете мою мысль на лету, мисс Хобхауз. Совершенно
верно. Уж не ваша ли это была идея?
Валери, казалось, была позабавлена.
– Вряд ли, уважаемый сэр, особенно если учесть, что при этом
пострадал мой шарф. Я не такая альтруистка.
– Но вы думаете, ее могли подучить?
– Маловероятно. По-моему, Селия вела себя вполне
естественно.
– Естественно? В каком смысле?
– Знаете, я начала подозревать ее после скандала с туфлей
Салли. Она ревновала Салли к Колину. Я говорю о Салли Финч. Она, безусловно,
самая симпатичная девушка в пансионате, и Колин явно выделял ее из остальных.
Когда перед вечеринкой туфля исчезла и Салли пришлось надеть старое черное
платье и черные туфли, Селия просто облизывалась от удовольствия, как кошка,
наевшаяся сметаны. Но подозревать ее в краже всей этой дребедени… браслетов,
пудры… мне и в голову не приходило.
– А кого же вы подозревали?
Валери передернула плечом:
– Не знаю. Уборщиц, наверное.
– А кто изрезал рюкзак?
– Рюкзак? Ах да, совсем забыла. Это уж совсем какая-то дурь.
– Вы ведь давно здесь живете, мисс Хобхауз?
– Да. Я, пожалуй, самый старый квартирант. Я прожила тут два
с половиной года.
– Значит, вы лучше других знаете ребят, живущих здесь?
– Ну, наверное.
– У вас есть какие-нибудь соображения по поводу смерти Селии
Остин? Что могло послужить мотивом преступления?
Валери отрицательно покачала головой. Лицо ее посерьезнело.
– Понятия не имею, – сказала она. – Это просто кошмар. Я не
представляю, кто мог хотеть смерти Селии. Она была милой, безобидной девочкой,
мы как раз накануне узнали о ее помолвке и…
– Ну-ну, продолжайте. Что «и»? – допытывался инспектор.
– Я не знаю, но может, причина в этом, – с расстановкой
сказала Валери. – В том, что она собиралась замуж. Ее ждала счастливая жизнь…
Но тогда среди нас… сумасшедший?
Она поежилась. Шарп пристально посмотрел на нее.
– Да, – сказал он, – это не исключено. А кто, на ваш взгляд,
– продолжал он, – мог испортить записи Элизабет Джонстон?
– Не знаю. Это тоже страшная подлость. Но я ни секунды не
сомневалась, что Селия тут ни при чем.
– Вы никого не подозреваете?
– Да нет… Особо никого…
– И все же?
– Неужели вам интересны мои досужие домыслы, инспектор?
– Мне все интересно. И не беспокойтесь, это останется между
нами.
– Ну, если вы настаиваете… Я, конечно, могу ошибаться, но
мне кажется, это дело рук Патрисии Лейн.
– Неужели? Вот так новость! Никогда бы не подумал! Она мне
показалась такой уравновешенной, милой девушкой…
– Я ничего не утверждаю. Но мне кажется, она на это
способна.
– Почему?
– Патрисия недолюбливает Черную Бесс. Та частенько ставит на
место ее обожаемого Нигеля, когда тот зарывается. Он, знаете ли, часто с умным
видом болтает глупости.
– Но почему она, а не сам Нигель?
– Нигель не стал бы связываться, и потом, он никогда бы не
взял свои чернила. Он не так глуп. А вот Патрисия могла сглупить, совершенно не
подумав, что она компрометирует своего драгоценного Нигеля.
– Но с другой стороны, кто-то мог из чувства мести попытаться
скомпрометировать Нигеля Чэпмена.
– Возможно, и так.
– У него есть недоброжелатели?
– О да. И прежде всего Джин Томлинсон. С Леном Бейтсоном они
тоже частенько цапаются.
– Каким образом, по вашему мнению, Селии Остин могли
подсыпать морфий?
– Я долго ломала голову. Конечно, сначала я подумала, что
его подсыпали в кофе, это как бы самоочевидно. Мы все толклись в гостиной,
Селия поставила чашку на маленький столик, рядом с собой; она всегда ждала,
пока кофе остынет, пила почти холодный. Наверное, человек с железными нервами
мог улучить момент и бросить таблетку, но это страшно рискованно. Его могли
уличить.
– Морфий был не в таблетках, – сказал инспектор Шарп.
– Да? А в чем? В порошке?
– В порошке.
Валери нахмурилась:
– Тогда это вообще маловероятно.
– А куда, кроме кофе, могли подсыпать яд?
– Иногда она перед сном пила горячее молоко. Но в тот вечер…
по-моему, нет.
– Вы не расскажете поточнее, что произошло тогда в гостиной?
– Ну, мы сидели, разговаривали. Кто-то включил радио.
Мальчики почти все ушли. Селия пошла спать очень рано, и Джин Томлинсон тоже. А
мы с Салли засиделись допоздна. Я писала письма, а Салли что-то зубрила.
По-моему, я отправилась спать позже всех.
– Вечер был самый обычный, да?
– Ничего особенного, инспектор.
– Благодарю вас, мисс Хобхауз. Вы не пригласите сюда мисс
Лейн?
