Патрисия Лейн волновалась, но не слишком. Ничего
принципиально нового она не сообщила. На вопрос Шарпа о конспектах Элизабет
Джонстон Патрисия ответила, что вина, несомненно, лежит на Селии.
– Однако она горячо это отрицала, мисс Лейн.
– Ну конечно, отрицала, – сказала Патрисия. – Наверняка ей
было стыдно. Но вкупе со всем остальным это представляет стройную картину, не
так ли?
– Знаете, у меня вообще пока не создается впечатления
стройной картины, мисс Лейн.
– Я надеюсь, – покраснев, произнесла Патрисия, – что вы не
подозреваете Нигеля. Конечно, чернила были его, но это полнейший абсурд, Нигель
никогда не стал бы брать свои чернила. Он не так глуп. И вообще он не виноват.
– Но у него же бывали конфликты с мисс Джонстон?
– О, Элизабет бывала порой просто несносной, но он не
обижался. – Патрисия Лейн подалась вперед и горячо произнесла: – Я хочу вам
кое-что объяснить про Нигеля Чэпмена. Понимаете, он сам – свой злейший враг. Он
производит впечатление тяжелого человека и многих настраивает против себя. Он
груб, язвителен, любит насмешничать, а людей это задевает, и они начинают к
нему плохо относиться. Но на самом деле он другой. Он застенчивый, несчастный.
Он очень хочет, чтобы его любили, но из чувства противоречия сам себе вредит и
делает все наперекосяк.
– Да, – сказал инспектор Шарп, – бедняга.
– Но такие люди ничего не могут с собой поделать.
Сказывается их тяжелое детство. Нигелю очень несладко жилось в доме. Отец у
него – человек грубый, суровый, он никогда не понимал Нигеля. И ужасно
обращался с его матерью. После ее смерти они крупно поссорились: Нигель ушел из
дому, и отец заявил, что не даст ему больше ни пенса, пускай сам перебивается
как может. Нигель сказал, что ему от отца ничего не нужно и он не примет его
помощи, даже если отец сам будет предлагать. Мать завещала ему небольшую сумму
денег, и после ее смерти он не писал отцу и не пытался с ним увидеться. Конечно,
мне очень грустно, что у них так получилось, но вообще-то его отец – неприятный
человек. Не сомневаюсь, что Нигель из-за него стал таким озлобленным и
неуживчивым. После смерти матери о нем никто не заботился. А у него довольно
хрупкое здоровье, хотя интеллекту его можно позавидовать. Он обделен судьбой и
просто не может проявить свои лучшие качества.
Патрисия Лейн закончила свой долгий страстный монолог. Щеки
ее пылали, дыхание прерывалось. Инспектор Шарп задумчиво смотрел на нее. Ему не
раз приходилось сталкиваться с такими девушками. «Она влюблена в парня, –
подумал он. – А тот на нее плюет, но, видно, не против, когда с ним нянчатся.
Папаша, конечно, не сахар, но мать тоже хороша, испортила сына безмерной
любовью и еще больше усугубила конфликт с отцом. Все это старая песня… А вдруг
Нигелю Чэпмену нравилась Селия Остин? Вряд ли, конечно… Но вдруг? Патрисия
Лейн, вероятно, очень бы страдала, – сказал себе инспектор. – Но неужели
настолько, чтобы так жестоко отомстить? Чтобы убить Селию? Наверняка нет… тем
более что после помолвки Селии с Колином Макнабом этот мотив явно отпадал». Он
отпустил Патрисию Лейн и вызвал Джин Томлинсон.
Глава 10
Мисс Томлинсон оказалась строгой молодой женщиной двадцати
семи лет, блондинкой, с правильными чертами лица и поджатыми тонкими губами.
Она села и натянуто сказала:
– Я вас слушаю, инспектор. Что я могу для вас сделать?
– Что вы можете сообщить о трагедии, разыгравшейся в
пансионате?
– Это ужасно. Просто ужасно, – сказала Джин. – Сама по себе
мысль о самоубийстве Селии была страшной, а теперь, когда подозревают, что
произошло убийство… – Она умолкла и грустно покачала головой.
– Мы абсолютно уверены, что ее отравили, – сказал Шарп. –
Как вы думаете, где мог убийца взять яд?
– Наверное, в больнице Святой Екатерины, где она работала.
Но тогда это больше похоже на самоубийство.
– Убийца на это и рассчитывал, – сказал инспектор.
– Но кто, кроме Селии, мог взять яд?
– Очень многие, – сказал инспектор. – Надо было лишь
задаться целью. Даже вы, мисс Томлинсон, могли заполучить его, если бы
захотели.
– Как вы смеете, инспектор! – Джин задохнулась от
возмущения.
– Но ведь вы частенько захаживали в аптеку, мисс Томлинсон?
– Я ходила повидаться с Милред Кейри. Но у меня и в мыслях
не было воровать яды!
– Но если бы вы захотели, вы могли бы?
– Я не могла бы сделать ничего подобного!
– Не надо, не горячитесь, мисс Томлинсон. Допустим, что ваша
подруга расфасовывает лекарства для больных, а другая девушка стоит у окошечка
и занимается клиентами. Ведь в аптеке нередко бывает только два фармацевта. И
значит, вы можете незаметно проскользнуть за шкаф, который перегораживает
комнату, взять тихонько флакончик, положить его в карман, и аптекарям даже в
голову не придет вас подозревать.
– Мне очень обидно слышать ваши слова, инспектор Шарп. Это…
это грязное обвинение!
– Но я вас не обвиняю, мисс Томлинсон. Ничуть не обвиняю. Вы
меня неправильно поняли. Просто вы сказали, что это невозможно сделать, а я вам
доказал обратное. Я вовсе не утверждаю, что так было в действительности. Сами
посудите, – добавил он, – какие у меня на то основания?
– Вот именно. Вы, наверное, не знаете, но мы с Селией были
подругами.
– Масса отравителей была друзьями своих жертв. Помните
пресловутый вопрос: «Когда твой друг тебе недруг?»
– Но между нами не было размолвок. Я очень любила Селию.
– Вы подозревали ее в происходивших кражах?
– О нет, что вы! Я была потрясена. Я всегда считала Селию
высоконравственной девушкой. Я и представить себе не могла, что она такая.
– Но клептомания, – сказал Шарп, пристально глядя на Джин, –
это болезнь.
Джин еще больше поджала губы. Потом разомкнула их и
процедила:
– Не могу сказать, что разделяю ваше мнение, инспектор. Я
придерживаюсь старомодных взглядов и считаю, что воровство – это воровство.
– По-вашему, Селия крала просто потому, что ей хотелось
заполучить чужие вещи?
– Разумеется.
– Значит, она была человеком без стыда и совести?
– Боюсь, что так.
– М-да! – сказал инспектор Шарп, качая головой. – Нехорошо.
– Увы, разочаровываться в людях всегда грустно.
– Насколько я понимаю, тогда зашла речь о полиции?
