– То есть она не понимала, в чем дело?
– Вот-вот. Она не отличалась большим умом. Вполне возможно,
что она не понимала смысла происходящего. Но она могла что-то узнать или
услышать и, ничего не подозревая, сказать об этом.
– А как вы думаете, что именно она могла узнать или
услышать?
– Я могу лишь догадываться, – ответил Пуаро. – Она упоминала
про какой-то паспорт. Может, у кого-нибудь в пансионате был фальшивый паспорт,
с которым он ездил за границу, и человек очень боялся разоблачения. Она могла
увидеть, как меняли рюкзак или подкладку рюкзака, но не поняла, в чем дело. А
может, она увидела, как кто-то выкручивал лампочку в холле? И обмолвилась в
разговоре, что знает? О! – с досадой воскликнул Пуаро. – Догадки! Догадки! Догадки!
А улик нет. Как всегда, нет!
– Ничего, – сказал Шарп. – Для начала выясним прошлое миссис
Николетис. Вдруг что-нибудь всплывет?
– Может, ее убрали, испугавшись, что она их выдаст? Она
могла проболтаться?
– В последнее время она начала тайком пить… значит, нервы ее
были на пределе, – сказал Шарп. – Она могла не выдержать и во всем сознаться.
Прийти с повинной.
– Но она не настоящий главарь?
Пуаро покачал головой:
– Думаю, нет. Она была слишком заметной фигурой. Наверняка
она много знала, но главарем не являлась.
– А как вы думаете, кто главарь?
– У меня есть кое-какие соображения, но я могу ошибаться.
Да, скорее всего, я ошибаюсь.
Глава 16
Хикори-дикори,
Часики тикали,
Хикори-дикори-док.
Кто же получит свой срок?
[7]
—
продекламировал Нигель. И добавил: – Сказать иль не сказать?
Вот в чем вопрос!
Он налил себе еще одну чашку кофе и вернулся с ней к столу.
– Что сказать? – спросил Лен Бейтсон.
– Да так, кое-что. – Нигель беззаботно махнул рукой.
Джин Томлинсон неодобрительно заметила:
– Ну конечно, если ты можешь помочь следствию, то надо
сейчас же сообщить в полицию. Тебя никто не осудит.
– Джин опять взялась за проповеди, – съязвил Нигель.
– Так что сказать? – снова спросил Лен Бейтсон.
– То, что мы знаем, – ответил Нигель. – Друг о друге, –
пояснил он свою мысль и обвел стол озорным взглядом. – Ведь согласитесь, –
весело добавил он, – что мы знаем друг друга вдоль и поперек. Это вполне
естественно, когда живешь под одной крышей.
– Но как определить, что важно, а что нет? Ведь многие вещи
полиции не касаются! – страстно, с негодованием воскликнул мистер Ахмед Али,
вспомнив язвительные замечания инспектора по поводу коллекции открыток.
– Я слышал, – Нигель повернулся к мистеру Акибомбо, – у вас
нашли много интересного.
Если Акибомбо и покраснел, то это было незаметно, но ресницы
его смущенно задрожали.
– В моей стране много предрассудок, – сказал он. – Мой
дедушка давал мне такие вещи, чтобы я привозил их сюда. Я сохранял их из-за жалость
и уважение. Я сам современный и научный, я не верю колдовство, но, поскольку я
не в совершенстве владею английский язык, я затруднился объяснить это
полицейскому.
– Даже у нашей малышки Джин, наверное, есть секреты, –
сказал Нигель, устремив взгляд на мисс Томлинсон.
Джин в сердцах воскликнула, что не позволит себя оскорблять.
– Я уеду отсюда, – сказала она.
– Смилуйся, Джин, – умоляюще произнес Нигель. – Мы больше
так не будем.
– Отвяжись от нее, Нигель, – устало сказала Валери. –
Поймите, полиции ничего не оставалось делать, как обыскать дом.
Колин Макнаб откашлялся, собираясь высказаться.
– По-моему, – произнес он судейским тоном, – полиции
следовало ввести нас в курс дела. Что именно явилось причиной смерти миссис
Николетис?
– Наверное, нам скажут во время дознания, – раздраженно
откликнулась Валери.
– Не уверен, – сказал Колин. – Я лично считаю, что они
отложат дознание.
– У нее стало плохо с сердцем, да? – сказала Патрисия. – Она
ведь упала на улице.
– Она была пьяна, когда ее доставили в участок, – пояснил
Лен Бейтсон.
– Значит, она все-таки пила, – протянула Джин. – А
представьте себе, я всегда подозревала. Говорят, когда полиция обыскивала дом,
у нее в буфете нашли кучу пустых бутылок из-под бренди, – добавила она.
– Ну и любишь ты перемывать всем косточки, Джин, – поддел ее
Нигель.
– Теперь понятно, почему она бывала такой странной, –
сказала Патрисия.
Колин опять прокашлялся.
– Знаете, я случайно видел, как она заходила в субботу
вечером в «Ожерелье королевы», я как раз возвращался домой.
– Там-то она и наклюкалась, – сказал Нигель.
– Значит, она умерла от пьянства? – спросила Джин.
Лен Бейтсон помотал головой:
– От кровоизлияния в мозг? Вряд ли.
– Боже мой, неужели вы думаете, что ее тоже убили? –
спросила Джин.
– Наверняка, – сказала Салли Финч. – Чему не удивлюсь – тому
не удивлюсь.
– Простите, пожалуйста, – сказал Акибомбо. – Я правильно
понял? Вы думаете, что ее кто-то убил? – Он вертел головой, заглядывая в лица
соседей.
– Пока что у нас нет оснований так думать, – сказал Колин.
– Но кому нужно было ее убивать? – затараторила Женевьев. –
У нее что, водились деньги? Если она была богатой, то, конечно, ее могли убить.
– Она была просто несносной, моя радость, – сказал Нигель. –
По-моему, у каждого руки чесались ее укокошить. Я лично много раз собирался, –
добавил он, весело уплетая мармелад.
– Салли, можно я тебя спрошу одну вещь? Из-за то, что
говорили на завтрак. Я очень много думал.
– На твоем месте я не стала бы много думать, Акибомбо, –
сказала Салли. – Это вредно для здоровья.
Салли с Акибомбо обедали в летнем ресторане в Риджент-парке.
По календарю уже наступило лето, и ресторан открыли.
