– Вполне возможно, – откликнулся мистер Чандра Лал, с
удовольствием смакуя обвинение. – Вполне. Он такой необузданный, этот Нигель,
такой неуравновешенный. Он совсем не владеет собой. Ведь правда же? – Он свысока
обратился к Акибомбо, который с готовностью закивал курчавой черной головой и
расплылся в белозубой улыбке.
– Я всегда чувствовала, – сказала Джин, – что у Нигеля нет
никаких моральных устоев. Он просто чудовище.
– Я думаю, это убийство на почве секса, – сказал мистер
Ахмед Али. – Он спал с девушкой, а потом убил ее. Ведь она была хорошая,
порядочная и хотела, чтобы он на ней женился…
– Вздор! – вдруг взорвался Леонард Бейтсон.
– Что ты сказал?
– Я сказал: вздор!
Глава 17
Сидя в кабинете Шарпа, Нигель нервно елозил на стуле под
суровым взглядом инспектора. Слегка запинаясь, он закончил свой рассказ.
– Вы отдаете себе отчет, мистер Чэпмен, насколько все
серьезно? Я не преувеличиваю.
– Конечно, отдаю. Неужели я пришел бы сюда, если бы не
считал, что нужно срочно что-то делать?
– И вы утверждаете, что мисс Лейн не может точно припомнить,
когда она в последний раз видела пузырек, в который она пересыпала морфий?
– Она совершенно не может собраться с мыслями. Чем больше
она думает, тем больше запутывается. Она сказала, что я ее разволновал, и
поэтому я пошел к вам, а она пока постарается сосредоточиться.
– Нам лучше сразу же поехать на Хикори-роуд.
Но не успел инспектор договорить, как на столе зазвонил
телефон, и констебль, записывавший рассказ Нигеля, снял трубку.
– Это мисс Лейн, – сказал он. – Просит позвать мистера
Чэпмена.
Нигель перегнулся через стол и схватил трубку:
– Пат? Это я, Нигель.
Послышался взволнованный, срывающийся голос девушки, она
говорила, глотая слезы:
– Нигель! Кажется, я поняла. Я хочу сказать, мне кажется, я
знаю, кто его взял… ну, из ящика… понимаешь, только один человек мог…
Она неожиданно умолкла.
– Пат! Алло! Пат, ты слышишь меня? Кто это, Пат?
– Я сейчас не могу говорить. Потом. Ты скоро придешь?
Телефон стоял близко, и констеблю с инспектором было слышно
каждое слово. Инспектор кивнул, поймав вопросительный взгляд Нигеля:
– Скажите, что мы едем.
– Мы выезжаем, – сказал Нигель. – Прямо сейчас.
– Ага. Хорошо. Я буду ждать вас в комнате.
– Пока, Пат.
За недолгий путь до Хикори-роуд никто не произнес ни слова.
«Неужели наконец дело сдвинулось с мертвой точки? – гадал Шарп. – Интересно,
Патрисия Лейн действительно что-то знает или это лишь ее домыслы? Но наверняка
она вспомнила что-то очень важное, с ее точки зрения». Он решил, что она
звонила из холла и поэтому не могла говорить свободно – вечером там было полно
народу.
Нигель открыл дверь своим ключом, и они вошли. Проходя мимо
гостиной, Шарп увидел лохматую рыжую голову Леонарда Бейтсона, склонившегося
над книгами.
Нигель провел их наверх в комнату Пат. Он постучался и
вошел.
– Привет, Пат! Ну вот и мы…
Он вскрикнул протяжно и потрясенно и умолк. Шарп заглянул
через его плечо в комнату, и перед его глазами предстала страшная картина…
Патрисия Лейн лежала на полу.
Инспектор мягко отстранил Нигеля, подошел к скорчившемуся
телу, встал на колени, поднял голову девушки, несколько минут пристально
вглядывался в ее лицо, а потом осторожно положил голову на пол. Когда он
поднялся с колен, лицо его было мрачным и застывшим.
– Нет! – воскликнул Нигель неестественным, высоким голосом.
– Нет! Нет!! Нет!!!
– Увы, мистер Чэпмен. Она мертва.
– Нет! Нет! Только не Пат! Боже мой, Пат, глупышка… От чего
она…
– Вот, посмотрите…
Оружие было простым, придуманным впопыхах: мраморное
пресс-папье, засунутое в шерстяной носок.
– Удар пришелся по затылку. Такая штука действует
безотказно. Не знаю, утешит ли это вас, мистер Чэпмен, но она даже не успела
понять, что произошло.
Нигель сел, опираясь дрожащими пальцами о кровать.
– Это мой носок… Она собиралась его заштопать… О господи,
она собиралась его заштопать!
Внезапно он разрыдался. Он плакал как ребенок, отчаянно и
безутешно.
Шарп продолжал размышлять вслух:
– Она хорошо знала этого человека. Он взял носок и тихонько
засунул в него пресс-папье. Вам знакома эта вещь, мистер Чэпмен? – Он отогнул
носок и показал пресс-папье Нигелю.
Тот, всхлипывая, ответил:
– Оно всегда стояло на столе у Пат. Это люцернский лев. –
Нигель закрыл лицо руками. – Пат… О Пат! Что я буду без тебя делать? – Потом
вдруг выпрямился и откинул назад взлохмаченные светлые волосы. – Я убью того,
кто это сделал! Я убью его! Изверг, мерзавец!
– Успокойтесь, мистер Чэпмен, успокойтесь. Конечно, я
понимаю ваши чувства. Какая страшная жестокость!
– Пат никому не причиняла зла…
Инспектор Шарп проводил Нигеля до дверей, выражая ему свои соболезнования.
Потом вернулся в комнату и, наклонившись над мертвой девушкой, осторожно
вытащил что-то из ее руки.
Жеронимо, по лбу которого катились капли пота, испуганно
смотрел черными глазами на полицейских.
– Я ничего не вижу, ничего не слышу, верьте мне. Я ничего
совсем не знаю. Я с Марией в кухня. Я начинаю готовить минестрони. Я теру сыр…
Шарп прервал его словоизлияния:
– Никто вас не обвиняет. Мы просто хотим кое-что уточнить.
Кто был в пансионате после шести часов?
– Я не знаю. Как я могу знать?
– Но вам же прекрасно видно из кухонного окна, кто входит в
дом, а кто выходит, не так ли?
– Да-да…
– В таком случае расскажите нам.
– Они все время ходят туда и сюда в это время.
– Кто был дома с шести часов вечера до нашего приезда? Мы
приехали без двадцати пяти семь.
– Все, кроме мистер Нигель, миссис Хаббард и мисс Хобхауз.
