Наверное, если бы вы меня не поймали, я уехала бы за границу
и начала новую жизнь. Но мне не удалось ускользнуть. И теперь я хочу лишь
одного: убедиться, что жестокий, вечно смеющийся мерзавец отправится на
виселицу.
Инспектор Шарп глубоко вздохнул. Все складывалось удачно, на
редкость удачно, но он был удивлен.
Констебль лизнул карандаш.
– Я не совсем понимаю… – начал Шарп.
Она оборвала его:
– Вам не нужно ничего понимать. У меня есть свои причины так
поступить.
Раздался мягкий голос Эркюля Пуаро:
– Из-за миссис Николетис?
Валери прерывисто задышала.
– Ведь она была вашей матерью, да?
– Да, – сказала Валери Хобхауз, – она была моей матерью…
Глава 22
– Я не понимаю, – умоляюще произнес мистер Акибомбо и
тревожно посмотрел на своих рыжеволосых собеседников.
Салли Финн увлеклась разговором с Леном Бейтсоном, и
Акибомбо с трудом улавливал нить разговора.
– Так кого же, по-твоему, – спросила Салли, – Нигель хотел
скомпрометировать: тебя или меня?
– Скорее всего, обоих, – ответил Лен. – Но волосы он,
наверное, снял с моей расчески.
– Простите, я не понимаю, – сказал мистер Акибомбо. –
Значит, это Нигель прыгал по балконам?
– Нигель прыгуч как кошка. А я бы в жизни не перепрыгнул –
вес не тот.
– Тогда примите мой искренний извинения за то, что я
незаслуженно подозревал ваc.
– Ладно, не переживай, – сказал Лен.
– Но ты, правда, здорово помог, – сказала Салли. – Как ты
здорово сообразил про борную кислоту!
Мистер Акибомбо расцвел.
– Да вообще давно стоило понять, что Нигель страдал разными
комплексами и…
– Ой, ради бога, не уподобляйся Колину! Нигель мне всегда
был глубоко омерзителен, и теперь я наконец понимаю почему. Но ведь правда же,
Лен, если бы сэр Артур Стэнли поменьше сентиментальничал и отдал бы Нигеля под
суд, жизнь трех людей была бы сейчас спасена? Я не могу избавиться от этой
мысли.
– Но, с другой стороны, его чувства тоже можно понять…
– Простите, мисс Салли…
– Да, Акибомбо?
– Может быть, если вы видите завтра на вечер в университете
мой преподаватель, вы скажете ему, что я пришел к очень верный умозаключение?
Потому что мой преподаватель часто говорит, что у меня в голове не-раз-бериха.
– Конечно! Обязательно скажу.
Лен Бейтсон был мрачнее тучи.
– Через неделю ты уже будешь в Америке, – сказал он.
На мгновение воцарилось молчание.
– Я приеду, – сказала Салли. – Или ты можешь приехать к нам
учиться.
– Зачем?
– Акибомбо! – сказала Салли. – Тебе хотелось бы в один
прекрасный день стать шафером на свадьбе?
– А что такое «шафер»?
– Ну, это когда жених… скажем, Лен, дает тебе на сохранение
обручальное кольцо, и вы едете в церковь, очень нарядные, а потом он берет у
тебя кольцо и надевает его мне на палец, и орган играет свадебный марш, и все плачут.
– Значит, вы с мистером Леном хотите пожениться?
– Ну да.
– Салли!
– Если, конечно, Лен не возражает.
– Салли, но ты не знаешь про моего отца…
– Ну и что? Тем более что я знаю. Твой отец полоумный.
Ничего страшного, у многих отцы полоумные.
– Но это не передается по наследству. Честное слово! Как же
я переживал все это время!
– Я немножко догадывалась.
– В Африке, – сказал мистер Акибомбо, – давно, когда еще не
приходил атомный век и научная мысль, свадебные обряды были очень интересный и
забавный. Хотите, я расскажу?
– Лучше не надо, – замахала руками Салли. – Я подозреваю,
что нам с Леном придется краснеть, а рыжие краснеют очень густо.
Эркюль Пуаро поставил свою подпись на последнем письме,
протянутом ему мисс Лемон.
– Все хорошо, – серьезно произнес он. – Напечатано без
ошибок.
– По-моему, я не так часто ошибаюсь, – возразила секретарь.
– Нечасто, но все же бывает. Да, кстати, как дела у вашей
сестры?
– Она подумывает отправиться в круиз. По скандинавским
столицам.
– А-а, – сказал Эркюль Пуаро.
Он подумал, что вдруг… на корабле… Но сам он ни за какие
блага мира не согласился бы на морское путешествие.
Сзади громко тикал маятник.
Хикори-дикори,
Часики тикали,
Хикори-дикори-док,
Мышонок в часы – скок-поскок, —
продекламировал Эркюль Пуаро.
– Что вы сказали, месье Пуаро?
– Да так, ничего, – ответил Пуаро.
