Губы раздвигаются.
Первое, что бросается мне в глаза, это два кусочка серебряной проволоки, скрученные вместе и спрятанные под губами. Именно они удерживают зубы вместе во время прощания с покойным. Маленькие шурупы вкручены в костную ткань верхней и нижней челюстей с помощью пружинного инжектора. К каждому шурупу прикреплен четырехдюймовый кусочек проволоки. С помощью хирургических щипцов техник скручивает эти два кусочка проволоки вместе, затягивая их до тех пор, пока зубы не смыкаются. После чего ассистент откусывает лишние обрезки проволоки и прячет скрутку так, чтобы ее не было видно.
– Кусачки, – прошу я.
МакДонахью подходит к комоду и принимается шумно рыться в выдвижном ящике.
– Держите.
Стараясь не повредить зубы отца, я зажимаю режущими лезвиями скрученные проволочки и перекусываю их пополам. Нижняя челюсть сразу же отвисает, издевательски напоминая открывшийся во сне рот.
– Вы что-то хотите найти у него во рту? – подает голос директор похоронного бюро.
– Да.
– Что именно?
– Еще не знаю.
Я наклоняю голову отца набок, приоткрываю его рот шире и ввожу в него голову Лены.
– Какого черта вы делаете? – бормочет владелец похоронного бюро.
– Выключите свет, пожалуйста.
Он повинуется.
Через несколько секунд после того, как гаснет свет, мои зрачки расширяются в достаточной степени, чтобы уловить свечение, образуемое ортолидином, вступившим в реакцию с кровью на шерстке Лены. Как я и подозревала, светящийся полукруг на ее мордочке полностью совпадает с верхнечелюстной аркой моего отца.
– Включите свет, пожалуйста, – говорю я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Я даже не могу подобрать названия тем чувствам, которые обуревают меня сейчас. Это тошнотворная смесь возбуждения и отвращения. Я очень давно охочусь на убийц, но сейчас мне вдруг приходит в голову, что всю свою жизнь я охотилась на одного-единственного убийцу.
Стук в дверь комнаты для бальзамирования заставляет меня подпрыгнуть. МакДонахью отворяет ее, и на пороге появляется пожилой мужчина, заглядывающий внутрь с явным любопытством.
– Я приехал из офиса судебно-медицинского эксперта, – говорит он.
МакДонахью переводит взгляд на меня.
– Вы закончили?
– Мне нужно еще три минуты.
Он закрывает дверь.
– Не обращайте внимания на этого парня. Контора судебно-медицинского эксперта нанимает отставников или пенсионеров в качестве разъездных шоферов. Им платят за каждую милю. И эти водители ни черта не понимают в нашем деле.
– Фонарик!
МакДонахью, достав из комода, передает мне желтый карманный фонарик-карандаш.
С бешено бьющимся сердцем я последовательно исследую пальцем внутреннюю полость рта отца. Что я надеюсь найти? Кусочек меха? Трассеологические доказательства вмешательства другого человека? Когда палец попадает между верхней десной и щекой, я вдруг нащупываю что-то маленькое и твердое, похожее на кукурузное зернышко. Я вынимаю этот предмет и держу его между большим и указательным пальцем.
Это не зернышко. Это пластиковый шарик, серый – точно такой же, как те, что сыпались из груди отца в моем сне.
– Боже мой! – шепчу я.
– Что это такое? – спрашивает МакДонахью.
– Пластиковый шарик. Ими набита плюшевая игрушка. Первоначально внутренности их заполняли рисом, чтобы они были мягкими на ощупь, но спустя какое-то время компания-производитель стала использовать пластиковые наполнители.
– Это настолько важно?
– Это улика в деле об убийстве. У вас найдется пакет «зиплок»?
МакДонахью подает мне пакет, и я кладу шарик внутрь. Дальнейший осмотр позволяет обнаружить еще три шарика: один за щекой и два других в горле.
– Вы видели, как я обнаружила пластиковые наполнители, – говорю я. – Я кладу их на то же самое место, где нашла. Вы засвидетельствовали это?
– Да, мэм.
– И готовы подтвердить это в суде?
– Надеюсь, что до этого не дойдет. Но я готов подтвердить то, что видел.
Я с резким щелчком снимаю с рук перчатки, и вдруг в голову мне приходит неприятная мысль. Мне следовало осмотреть полость рта отца до того, как вкладывать в него голову Лены. Это все стресс во всем виноват. Я передаю мистеру МакДонахью плюшевую игрушку.
– Пожалуйста, осмотрите ее и убедитесь, что в шкурке нет дырок.
С удивлением, но он надевает латексные перчатки и выполняет мою просьбу.
– Не вижу никаких отверстий.
Мне хотелось бы несколько мгновений провести наедине с отцом, но если я сейчас останусь с ним одна, впоследствии это может привести к юридическим проблемам. На глазах у владельца похоронного бюро я опускаюсь на колени перед гробом, кладу руку на грудь отца и бережно целую его в губы. Немного плесени меня не убьет.
– Я люблю тебя, папа, – шепчу я. – Я знаю, что ты пытался спасти меня.
Отец не отвечает мне.
– А теперь я собираюсь спасти себя сама. И маму тоже, если получится.
На мгновение мне кажется, что папа плачет. Потом я понимаю, что по его лицу текут мои слезы. Маска холодного профессионализма, которую мне удавалось носить до этого момента, дала трещину. Передо мной в гробу лежит не какой-то анонимный труп. Это мой отец. И я не хочу снова потерять его. Я не хочу, чтобы его снова опускали в землю. Я хочу, что он сел, обнял меня и сказал, что очень сильно меня любит.
– Мисс Ферри? – слышу я голос МакДонахью. – С вами все в порядке?
– Нет, со мной не все в порядке. – Я поднимаюсь на ноги и вытираю глаза. – Но я справлюсь. Впервые в жизни скоро со мной все будет в порядке. А вот кое-кому придется несладко. Кое-кому придется заплатить за все.
МакДонахью выглядит растерянным и озадаченным.
– Можно закрыть крышку гроба?
– Да. Благодарю вас за все. Теперь я могу отвезти вас обратно к вашей машине.
– Не беспокойтесь. У меня есть люди, которые позаботятся об этом.
– Спасибо.
Нетвердой походкой я направляюсь к выходу из комнаты для бальзамирования, и подгибающиеся ноги с трудом, но не подводят меня. Но когда я выхожу в заставленный гробами коридор, в голову мне приходит неожиданная мысль. Я поворачиваюсь.
– Мистер МакДонахью?
– Да, мэм?
– Вы разговаривали сегодня с моим дедом?
Владелец похоронного бюро быстро опускает глаза. Это и есть ответ, который мне нужен.
– Мистер МакДонахью?
– Он позвонил мне и попросил рассказать о том, что вы делали на кладбище.
