Я киваю, пытаясь представить отца внутри этого маленького здания или даже сидящим за столом для пикника. Ему и в самом деле нужно было намного больше свободного пространства, чем большинству людей.
– Все, что мне известно, – продолжал Берли, – это только то, что Люк не тянул обычную армейскую лямку. Насколько я слышал, еще до призыва на службу он был первоклассным стрелком. По-моему, он был охотником. Охотился всю свою сознательную жизнь в Крэнфилде. Поэтому, когда его призвали на службу в воздушно-десантные войска, он стал снайпером.
– Снайпером? – Я никогда не слышала об этом раньше.
Берли утвердительно кивает.
– Это нелегкая работа. Приходится убивать, глядя в глаза противника, понимаете? Причем не в пылу боя. Чтобы делать эту работу, нужно уметь убивать хладнокровно. И если только ты не чокнутый, такая работа забирает часть души.
Никто из членов моей семьи и словом не заикнулся об этом. Впрочем, может быть, они и сами не знали всех подробностей.
– Вы больше ничего не припоминаете?
Берли набирает воздух в легкие и вздыхает.
– Парочка наших ребят сумели выудить кое-что из Люка. И вот что мы узнали. Ваш отец служил в специальном подразделении. Что-то вроде диверсионного отряда. Такие отряды посылали в места, где наших регулярных войск не должно было быть в принципе.
– Куда, например?
– Например, в Лаос и Камбоджу.
По телу у меня пробегает дрожь. Я закрываю глаза и вижу Натана Малика, сидящего передо мной и рассказывающего о каменном Будде. Я привез его с собой из Камбоджи…
– Вы точно знаете, что мой отец был в Камбодже?
– Милая, я ни в чем не могу быть уверенным. Но он был в одном из таких мест. И там еще были какие-то неприятности, связанные с подразделением, в котором он служил. Обвинения в зверствах или что-то в этом роде.
Я качаю головой – не столько оттого, что не верю ему, сколько от удивления.
– Правительство затеяло расследование и устроило парочку военных трибуналов. Но потом все обвинения были сняты. Дело спустили в туалет в Вашингтоне.
– Когда это случилось?
– Думаю, еще во время войны. Вскоре после первых рейдов группы. Потом снова, но уже после войны. Хотя, по-моему, к тому времени Люк был уже мертв.
– Послушайте, мистер Берли, я прошу вас быть откровенным. Вы считаете, что мой отец участвовал в военных преступлениях?
Ветеран некоторое время раздумывает, прежде чем ответить.
– Вот что я вам скажу, Кэт. Теперь, оглядываясь назад, многое из того, что я делал там, кажется преступлением и мне самому. Но когда я был там, то даже не задумывался об этом. Это было частью моей работы. Воинский устав и кодекс поведения не охватывают и половины ситуаций, в которые мы попадали. Это была борьба за выживание. Оценка прошлых событий считалась роскошью, которую мы не могли себе позволить. А сейчас в доброй половине голливудских фильмов только и показывают негодяев, которые отрезали уши и убивали женщин и детей. Не буду лгать, иногда такое случалось. А то и кое-что похуже. Но большинство ребят просто честно служили свой срок и делали все, что в их силах, чтобы остаться людьми и сохранить самоуважение.
– Уверена, что это правда. Но я пришла сюда не за этим. Я хочу побольше узнать об отце.
Берли печально улыбается.
– А я и рассказываю вам о нем, хотя, на первый взгляд, это не так. Я говорю: что бы ни совершил Люк, вам все равно не понять этого, оглядываясь на прошлое тридцать три года спустя и с территории США. Я вовсе не оправдываю зверства или что-нибудь в этом роде. Я просто хочу сказать… Черт, я не знаю, что хочу сказать.
Я чувствую, как во мне поднимается отчаяние.
– Вы не знаете никого, с кем я могла бы поговорить, чтобы получить более конкретную информацию? Кого-нибудь, кому папа мог довериться?
В ответ Берли лишь пожимает плечами.
– Был тут такой черный парень, с которым Люк был достаточно близок одно время. Кое-кто из братьев бывает здесь намного реже, чем следовало бы. Мы пытаемся сделать так, чтобы они не чувствовали себя лишними – ветеран, он и есть ветеран, понимаете? – но и во Вьетнаме все обстояло точно так же. Особенно после шестьдесят восьмого года, когда убили доктора Мартина Лютера Кинга.
– Вы не помните, как звали этого парня?
– Джесси… А дальше не помню. Не могу вспомнить его фамилию. – Берли машет рукой в сторону здания. – В архиве должно быть его имя, но у нас его нет. И вообще все наши записи полетели к черту. Компьютер накрылся. Впрочем, я точно помню, что Джесси тоже служил в десанте. Хотя и в другом подразделении, не с вашим отцом. Он был в одном отряде с Джимми Хендриксом. Джесси очень гордился этим.
– Джесси родился здесь?
– Нет, в Луизиане. Ниже по течению реки. По-моему, в Сент-Фрэнсисвилле, если не ошибаюсь.
– Так и не можете вспомнить его фамилию?
Берли щурится, как человек, который смотрит на яркий свет.
– Я ведь знал ее… Просто не могу вспомнить. Болезнь всех пожилых людей, знаете ли. Подождите секундочку. Биллингс? Нет. Биллапс? Биллапс, точно! Так называлась бензозаправка которая была здесь когда-то. Джесси Биллапс, военная специальность номер четыре, сто первая воздушно-десантная дивизия.
Я надеялась, что имя будет мне знакомо, но ошиблась. Глянув вниз с холма на теннисные корты, я смахиваю пот со лба. Я сама играла там в теннис несколько раз. Теперь мне кажется, что это было в другой жизни. Я поднимаю глаза и смотрю на свою машину, но ехать куда-то нет ни малейшего желания.
– Может, вам нужна помощь, чтобы разобрать платформу?
Берли от души смеется.
– Нет, помощь не нужна, но я буду очень рад, если вы составите мне компанию. Хотя такое впечатление, что у вас есть дела поважнее, чем оставаться тут.
– Не уверена, что вы правы.
– Эй! – Он ударяет по столу для пикника своей мощной лапищей. – Да ведь вы можете в два счета найти этого Джесси.
– Что вы имеете в виду?
– Вы ведь внучка доктора Киркланда, правильно? Вы выросли в том большом доме, где Люк жил в амбаре?
– Да.
– В общем, Джесси приходился каким-то родственником тамошней экономке. Троюродным братом или племянником, что-то в этом роде.
У меня зачесались ладони и кожа на голове.
– Экономке? Вы имеете в виду Пирли?
– Пирли. Точно! – Берли смеется. – Джесси кое-что рассказывал о ней, и не всегда только хорошее. Его мать каким-то боком приходится родственницей Пирли.
Я вскакиваю так резко, что на мгновение у меня кружится голова.
– Прошу простить, мистер Берли, но мне надо бежать.
