В самом лучшем случае на это уйдет, как минимум, час. Но сегодня не лучший случай, сегодня случились осложнения. Темнота. Дождь. Волны, грозящие захлестнуть меня с головой. Цепочка барж, которых я не вижу, но которые способны раздавить меня с той же легкостью, с какой автопоезд давит комара. Любой нормальный человек, оказавшийся в таком положении, утонет через десять минут. Но я не нормальный человек. Еще один плюс заключается в том, что сумасшедший с ружьем изъят из уравнения.
Мой импровизированный спасательный жилет постепенно теряет плавучесть. Очень скоро я должна буду снова наполнить джинсы воздухом. Высокие волны вынуждают меня держать правую руку прижатой к карману джинсов, в котором лежит сотовый телефон в пакете. Каждый раз, поднимаясь на гребень волны, я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что немедленная опасность мне не грозит. Когда вода в реке поднимается так высоко, она смывает с берегов всякий мусор. Самая большая опасность исходит от бревен. Некоторые скользят по поверхности, другие наполовину погружаются в воду, подобно аллигаторам, срывая винты с прогулочных лодок и разбивая клепку на баржах. С моста в Натчесе я не раз наблюдала, как стофутовые деревья играли и подпрыгивали, словно соломинки, в грязном потоке внизу.
Десять минут упорной работы ногами приводят меня в основное русло реки, и за это время я проплыла не меньше полумили вниз по течению. Теперь больше всего меня беспокоят баржи. Хотя последний караван уже прошел, за ним неминуемо последуют другие, увидеть которые мне помешают волны. На передней барже в караване-цепочке горят только два фонаря: зеленый с правого борта, и красный – с левого. Сам же буксир может находиться в тысяче футов позади этих огней, и его лоцман может пребывать в полном неведении относительно того, что происходит под носом его плавучего грузового поезда-товарняка. И если меня раздавит баржей, то никто не заметит этого, включая человека с ружьем.
Сквозь шипение дождя доносится шум работающего мотора, и у меня все холодеет внутри. Звук слишком высок для того, чтобы принадлежать двигателю буксира. Он взвывает, подобно цепной пиле, вспарывающей поверхность реки. При дневном свете я, пожалуй, могла бы решить, что это и в самом деле пила – над водой звуки разносятся на поразительно большие расстояния, – но в такой час никто не станет валить деревья.
Рев работающего на высоких оборотах двигателя означает подвесной мотор на лодке. Скорее всего, это та самая прогулочная лодка, которую я оставила на острове.
Джесси решил найти меня во что бы то ни стало.
Глава тридцатая
Поднявшись на гребень волны, примерно в тридцати футах от себя я вижу пляшущий свет фонаря. Невозможно поверить, что преследователь сумел подобраться так близко, но, наверное, ему помог мой крик. Если это действительно Джесси Биллапс, то он должен хорошо знать нрав реки. Я пытаюсь успокоиться, говоря себе, что для него шанс увидеть меня в этом водовороте невелик. При условии, что я не буду поднимать голову над водой.
Просунув почти спустившие воздух штанины джинсов себе под мышки, я ложусь на воду и перестаю работать ногами. Рев мотора становится громче, потом замирает, но только для того, чтобы спустя некоторое время стать еще ближе. Джесси, должно быть, не по себе, как и мне. Полузатопленное бревно способно сорвать винт или ударить в борт его лодки, и тогда он окажется в воде, как и я. И ружье уже ничем не сможет ему помочь. Интересно, умеет ли он плавать? Его родственник Генри признался что не умеет. Но Джесси служил в армии. В сто первой воздушно-десантной дивизии. Там солдат учат прыгать с парашютом. А вот учат ли их плавать? Может быть. На самом деле это не имеет значения. Если он окажется в воде, я смогу убить его.
Все, что мне потребуется, это подобраться достаточно близко чтобы оплести его руками и ногами. Подобно тому, как кальмар топит кашалота. И даже если он будет душить меня, я смогу утащить его под воду и оставаться там столько, что его мозг выключится, как перегоревшая лампочка. Странные мысли приходят мне в голову. Единственным человеком, которого я раньше подумывала убить, была я сама.
Внезапно мотор снова яростно взвывает, на это раз не дальше чем в двадцати ярдах от моего правого уха. Набрав в легкие воздуха, я опускаю голову и погружаюсь на три фута под воду, вцепившись в карман джинсов, чтобы не потерять сотовый. Я даже слышу, как винт лодки, вращаясь с высоким воем, напоминающим звук блендера, режет воду. Однако лодка, похоже, не движется, а пытается удержаться на одном месте. Неужели Джесси сумел разглядеть меня в волнах?
В течение двух минут я, вслушиваясь в вой винта, плаваю в воде, подобно плоду в моем животе. Преследователь должен был увидеть меня. Иначе почему бы он оставался на месте? Вынырнув, я приподнимаю голову над водой. На этот раз столб белого света, вспарывающего дождь, похож на глаз Бога. На мгновение мне кажется что это буксир, но источник света находится слишком уж низко над водой. Нет… это поисковый прожектор, установленный на прогулочной лодке. Кто бы ни управлял этой лодкой, он или только что вспомнил о прожекторе, или только сейчас наткнулся на него. Может быть, стрелок – это все-таки не Джесси Биллапс. Он бы включил прожектор сразу, едва только поднялся на борт.
Луч прожектора освещает волны, как это бывает в приключенческих фильмах о побегах из тюрьмы. Сначала в одну сторону, потом в другую, время от времени возвращаясь круговыми движениями к какому-то месту. Когда луч устремляется вверх по течению, я замечаю в его свете массивное дерево с торчащими в разные стороны ветвями. Половина его корней вздымается над водой, и, судя по их размеру, дерево должно быть никак не меньше восьмидесяти футов в длину.
Вой мотора становится выше, и прожектор приближается к дереву. Его луч обшаривает спутанные корни и ветки, явно выискивая, где я могла бы спрятаться на этом импровизированном природном суденышке. Затем луч снова движется в мою сторону. Снова уйдя под воду, я чувствую, как джинсы тянут меня на дно.
Воздуха в них не осталось.
Мне нужно снова наполнить джинсы, но поднять их над головой сейчас – то же самое, что взмахнуть флагом. Подобно большинству моих решений, следующее принимает за меня инстинкт самосохранения. Вытащив из кармана пакет с телефоном, я отпускаю джинсы и плыву к прогулочной лодке, используя прожектор в качестве ориентира. Целью моей является не сама лодка или мужчина в ней, а дерево, которое к ней приближается.
Проведя тридцать секунд под водой, я выныриваю, чтобы проверить свое местонахождение. Лодка в пятнадцати футах от меня, но я не вижу рулевого – мешает прожектор. Набрав в легкие воздуха, я скрываюсь под водой и проплываю мимо лодки.
Когда я выныриваю в десяти метрах позади нее, дерево прибывает ко мне, как автобус, строго по расписанию. Я протягиваю правую руку и хватаюсь за болтающийся в воде корень, что примерно так же сложно, как поймать трос для катания на водных лыжах, когда катер протаскивает его мимо. Верхушка корня представляет собой нос моего импровизированного корабля, а ветви далеко позади меня – корму. Ствол достигает четырех футов в диаметре. Это подсказывает мне, что я, скорее всего, наткнулась на иву, вырванную на берегу высокой водой. Исполинский ствол плывет по течению, а я перебираюсь с корней, утопленных в воде, на сухое место. И сразу волны, которые швыряли меня, как щепку, превращаются в незначительную деталь пейзажа. Я мчусь на восьмидесятифутовой иве, подобно Клеопатре на царской галере. Стрелок в лодке остался далеко позади, и хотя он может вернуться, чтобы еще раз обыскать дерево, переплетение ветвей, корней и грязи легко скроет меня.
