– Доктор Ферри, – уже мягче говорит Кайзер. – Как-то вы попросили меня называть вас Кэт. Эта просьба остается в силе?
– Естественно, – отвечаю я, снова натягивая футболку.
– Мне необходимо уточнить кое-что. Я хочу, чтобы вы говорили мне обо всем, что приходит вам в голову во время нашей беседы. Есть какая-либо причина, по которой вы не в состоянии сделать так, как я прошу?
– Например?
– Например, некоторая лояльность по отношению к доктору Малику.
Щеки у меня горят.
– Я уже говорила, что даже не знала его! Вы слышали каждое слово нашей встречи у него в офисе.
– Да, слышал. Но мне совершенно очевидно и то, что между вами установилось определенное взаимопонимание. Некий эмоциональный контакт. Вероятно, это вызвано сходством ваших историй болезни.
Я закрываю глаза, думая о том, сколько на самом деле известно Кайзеру о моей личной жизни. Рассказал ли ему Шон о том, что меня насиловали в детстве?
– Прошу вас, задавайте свои вопросы, агент Кайзер.
– Хорошо. Вы совершенно уверены в том, что доктор Малик никогда не принимал вас в качестве пациентки?
– Да.
– Говорил ли вам Шон Риган о том, что нам наконец удалось найти пациентку Малика, которая согласилась дать показания?
– Нет.
– Подобно остальным его пациенткам, она чувствует себя в большом долгу перед Маликом, но ей пришлось отказаться от продолжения лечения в группе. Она считает, что применяемый им метод групповой терапии несет в себе слишком большую эмоциональную нагрузку.
Эта фраза сразу же возбуждает мой интерес, о чем Кайзер несомненно, заранее догадывался.
– В каком смысле?
– Очевидно, Малик проводит работу по восстановлению подавленных воспоминаний с несколькими пациентами в одной и той же комнате. Это исключительно необычный подход. То, что эта пациентка услышала от других женщин, которые заново переживали сексуальные надругательства, испытанные в детстве, вызвало у нее острый приступ паники.
– И?
– В общем… Это ведь то же самое, что случилось с вами во время работы на месте преступления.
– Не морочьте мне голову. Приступ паники может быть вызван чем угодно.
– Тем не менее. Малик ведет несколько различных групп. И рабочие протоколы разнятся в зависимости от того, что, по его мнению, способны вынести члены каждой группы. Одним назначаются наркотики, другим – нет. В группе этой женщины Малик поощрял агрессивные конфронтации с членами семьи, которые надругались над пациентами, когда те были детьми. Малик сравнивал подобное поведение с одиночными полетами курсантов-пилотов. Последний шаг к свободе и независимости. Как бы то ни было, пациентка не смогла этого вынести и отказалась от дальнейшего лечения. Мы вышли на эту женщину через психолога, который изначально направил ее к Малику.
– Все это очень интересно, но не имеет ко мне ни малейшего отношения.
Во вздохе Кайзера явственно слышится усталость.
– Кэт, очень многие в оперативной группе сердиты на вас. Я не принадлежу к их числу, верите вы этому или нет. Я полагаю, вам удалось глубоко проникнуть в суть этого дела. Может быть, вы даже не отдаете себе отчета в том, насколько глубоко. Мне также известно, что вы оказали большую помощь Шону Ригану в расследовании одного из серийных убийств, все лавры за раскрытие которого достались ему.
– Кто вам это сказал?
– Шон.
– Какая неожиданность!
– Он действительно заботится о вас, Кэт. Внебрачные связи нелегко даются каждому. Но Шон считает, что вы гений.
Мужчины, когда им что-нибудь нужно от женщины, всегда в первую очередь пускают в дело лесть. И Джон Кайзер – не исключение. Угрозы пойдут в дело позже.
– Я не гений, я просто одержимая.
– Как бы то ни было, это дает нужный результат. Шон сказал что сегодня вечером кто-то пытался вас убить.
– Угу.
– Вы знаете, кто это был?
– Не-а.
– Это вы так изображаете из себя Гэри Купера?
[21]
Я не могу не улыбнуться, пусть даже через силу.
– Не-а.
– Как вы считаете, покушение на вашу жизнь может быть как-либо связано с убийствами в Новом Орлеане? Или с вашей работой по раскрытию этих убийств?
– Нет.
– Почему нет?
– Я занимаюсь здесь совсем другим делом. Личного плана.
– Личного плана… – Кажется, Кайзер обдумывает мои слова. – Вы уверены, что это не связано с вашей работой в Новом Орлеане?
– Невозможно быть уверенным в чем-то на сто процентов. Но я почти уверена, что нет, не связано.
– Вы говорили доктору Малику о покушении на вашу жизнь?
– Да.
– А он не предположил, что может существовать связь между этой попыткой и убийствами в Новом Орлеане?
Внезапно у меня появляется такое чувство, что Кайзер записал на пленку каждое слово из моего разговора с Маликом и сейчас, задавая свои вопросы, лишь проверяет, насколько я честна с ним.
– Я спросила его о том же. И он мне ответил: «И да, и нет».
– Кэт, я хочу, чтобы вы вернулись в Новый Орлеан. Каким-то образом вы связаны с этими убийствами. Вы ведь и сами это понимаете, не так ли?
В голосе Кайзера слышатся искренность и прямота, которые говорят, что он действительно беспокоится обо мне.
– Я согласна с вами в том, что Малик запал на меня, о'кей? Но если он звонил мне сегодня вечером с Вест-Бэнк в Новом Орлеане, то никак не мог стрелять в меня на острове ДеСалль за тридцать минут до этого. Это физически невозможно.
– Я пока не уверен, с чем нам пришлось столкнуться, – признается Кайзер. – Но я знаю, что Натан Малик замешан в этих убийствах.
– Вероятно, он знает больше, чем говорит. Но если вы хотите узнать, что известно ему, то намного больше шансов добиться этого, если я поговорю с ним с глазу на глаз, без того чтобы вы подслушивали наш разговор.
– Вы собираетесь разговаривать с ним снова?
– Если он позвонит мне.
– Гм-м…
Мне почему-то кажется, что Кайзер предпочел бы вести это расследование по-своему, в то время как его коллеги по оперативной группе явно предпочитают более прямолинейный подход.
– Вы прослушиваете мой сотовый телефон?
– Нет. Пока нет, во всяком случае.
Если Кайзер говорит правду, то мой сотовый не прослушивается только потому, что он еще не получил на руки распоряжения суда или просто не имеет в своем распоряжении технических средств для этого. Но скоро у него будет и то, и другое, можно не сомневаться.