– Воскресение Лазаря.
– Верно. А второе, если я правильно помню, оживление маленькой девочки.
– Да, вы помните правильно. Хотя вряд ли это верное толкование моего сна.
На лице Рейчел была улыбка многотерпения.
– Не будем спорить. По крайней мере одно ясно: ваше прилежное подсознание в конце концов само разъяснит свое послание.
Эта встреча оказалась нашим последним сеансом. Потому что вечером мне было совсем новое сновидение – и передавать Рейчел его содержание я не имел ни малейшего намерения.
Новый сон был яснее прежних. В нем я говорил на неведомом мне языке, но при этом сам себя слышал и понимал. Я шел по песчаной дороге. Остановился у колодца. Колодец был глубокий, до воды рукой не достать. Но тут появилась женщина с сосудом на веревке. Я попросил у нее напиться. Похоже, она удивилась, что я с ней заговорил, – мы, как я догадался, принадлежали к разным народам. Я вдруг сказал ей, что вся вода в колодце не утолит ее жажды. Мы поговорили какое-то время, и в ее взгляде появилось непритворное восхищение.
– Думаю, ты – пророк, – сказала она. – Ты видишь многие вещи, которые скрыты.
– Я не пророк, – возразил я.
Она долго молча смотрела на меня. Затем произнесла:
– Сказывают, однажды явится Мессия – объяснить нам смысл вещей. Что ты думаешь про это?
Я потупился, но слова правды рвались наружу. Я поднял глаза и сказал:
– Я – тот, чей приход провозвещали.
Женщина не рассмеялась, а опустилась на колени и благоговейно коснулась моей ноги – затем пошла прочь, непрестанно оглядываясь на меня…
Я резко проснулся – весь в поту. Я не кинулся к телефону, чтобы звонить Рейчел и назначать внеурочный сеанс. Зачем? Я больше не верил в спасительную силу интерпретации моих снов. Потому что не сны это. Это воспоминания.
* * *
– О чем вы думаете? – вдруг спросила Рейчел.
"Акура" уже подъезжала к университетскому городку.
– Думаю, с какой стати вы впутались в эту историю.
Рейчел выпрямилась в кресле и озабоченно посмотрела на меня.
– Я здесь, потому что вы пропустили подряд три сеанса. Из чего делаем вывод, что ваши дела совсем плохи. Вероятно, галлюцинации снова резко изменились – и вы напуганы до смерти.
Руки мои на руле напряглись еще больше, однако я нашел в себе силы смолчать. Неизвестно, кто нас слушает. Вернее, очень даже известно, кто нас слушает.
– Отчего вы не говорите мне всей правды? – сказала Рейчел. – Как может правда навредить?
– Сейчас не время. Да и место неподходящее.
Университетский театр был впереди и выше. А справа, ниже шоссе, за деревьями прятался Лесной Амфитеатр – летняя сцена под открытым небом. После крутого поворота вправо машина съехала с темного холма и покатила по улице, между рядами внушительных особняков, в которых жили штатные профессора и состоятельные молодые ученые.
Дом Филдинга был хоть и двухэтажный, но относительно маленький и далеко в стороне от дороги. Он выбрал такое более или менее уединенное место сознательно: уютное гнездышко для себя и своей китайской невесты, которую он надеялся выманить в Америку.
– И куда мы приехали? – спросила Рейчел.
– До дома Филдинга уже рукой подать.
Я смотрел в направлении дома, но видел только темноту. Я ожидал, что в доме будут гореть все огни – как у меня после потери Карен и Зуи. Меня охватила паника. Я ощутил себя героем какого-нибудь фильма семидесятых годов про правительственные заговоры. Он приближается к хорошо знакомому дому, где был только вчера, – а там ни души и мебель вся вывезена. Или еще хуже – там живет совсем другая семья. И якобы не первый месяц.
К счастью, на веранде дома замигал свет. Очевидно, Лу Ли наблюдала за улицей, стоя у окна в темноте, и теперь подавала мне сигнал. Я огляделся, нет ли поблизости подозрительных машин. Обычно я без труда вычислял машины аэнбэшников, которые меня «пасли». Возможно, ребятам из службы безопасности было просто наплевать, замечаем мы их или нет. Или, что более вероятно, нам сознательно давали почувствовать, что мы под постоянным наблюдением. Сегодня вечером я не видел ничего подозрительного. И это настораживало. Не исключено, что именно сегодня наблюдатели не желают быть замеченными. Я свернул на подъездную дорожку к дому Филдинга и затормозил у закрытой двери гаража.
– И здесь живет лауреат Нобелевской премии? – иронически протянула Рейчел, показывая рукой на скромный домик.
– Жил, – уточнил я. – Оставайтесь здесь. Я подойду к двери один.
– Ой, ради Бога! – сказала Рейчел. – Это даже смешно. Бросьте игру, признайтесь, что запутались в своих фантазиях. Давайте просто выпьем где-нибудь кофе и обсудим ваш душевный тупик.
Я схватил Рейчел за руку и жестко посмотрел ей в глаза.
– Слушайтесь меня, черт побери! Возможно, я перестраховываюсь и все в норме, но поступим мы именно так, как я сказал. Если все в порядке – я вам свистну. Тогда и подойдете.
Я быстро зашагал к двери дома моего мертвого друга, нарочито помахивая руками с растопыренными пальцами – показывая на всякий случай, что я не вооружен. Но револьвер был при мне, и я о нем не забывал.
Глава 5
Гели Бауэр внимательно слушала отчет Корелли о происходящем возле особнячка Филдинга.
– Теперь они заходят в дом. Теннант поднимается по ступеням первым. Профессорша топчется на дорожке. Ага, вот и она поднимается. Погодите-ка… Ну, дела! Правый карман штанов Теннанта подозрительно топырится. У него, похоже, при себе пушка.
– Видна рукоять?
– Нет, но очень похоже на оружие.
Черт побери, что задумал Теннант?..
В наушнике слабо потрескивало.
– Что прикажете делать? – спросил Корелли.
– Не дергайтесь. Сидите и следите, чтобы все микрофоны работали.
– Вдова только что открыла им дверь. Приглашает жестом внутрь.
– Ладно, держите меня в курсе.
Гели отключила связь с Корелли. Если Теннант вооружен – значит, боится за собственную жизнь. Стало быть, убежден, что Филдинга убили. Но с какой стати он всполошился? Препарат, убивший Филдинга, вызвал смертельное кровоизлияние в мозг, то есть заурядный инсульт. Без вскрытия факт убийства ничем не докажешь. А вскрытия, разумеется, не будет. Теннант, судя по всему, знает больше, чем думает Годин. Если полученное Теннантом письмо именно от Филдинга, там могла быть какая-то улика.
Она опять произнесла: "Скоу, домашний телефон". Компьютер подчинился.
Скоу снял трубку после второго гудка.
– А теперь-то что? – спросил он неприветливо.
– Теннант и Вайс всю дорогу практически не разговаривали друг с другом.
