Кроме ожидания, выбора не оставалось. Он ждал и ждал.
Наконец, попав на четвертый уровень, увидел несколько свободных мест. Прибавил скорость, высматривая «фольксваген», и наконец увидел. Стоит в «кармане».
Водитель исчез.
Грейс тормознул, сыпля проклятиями.
Сзади взревел гудок, в зеркале заднего вида маячил «ренджровер». Он поднял палец, продвинулся на несколько ярдов, свернул на первое пустое место, попавшееся на глаза, выключил мотор и выскочил из машины. Помчался к выходу, прыгая через две ступеньки, выбежал на просторную открытую площадь с японским ресторанчиком посередине, отелем «Сисл» с одной стороны и торговыми рядами с двух других.
Никаких следов мужчины с походкой вразвалку и торчащими волосами.
Есть еще три выхода, через которые он мог уйти. Грейс пробежался вокруг, осмотрев каждый. Мужчина исчез.
Он ругался, отчаянно соображая, стоя у первого выхода, ближайшего к «фольксвагену» и к его машине. Вряд ли водитель заметил за собой слежку. Но когда вернется, можно только гадать — через пять минут или через пять часов.
Тут возникла идея.
Грейс набрал номер своей прежней конторы, попросив соединить его со старым приятелем, инспектором Майком Хопкерком, и с огромным облегчением услышал, что тот на месте.
Хопкерк — мудрый филин с многолетним служебным стажем, весьма уважаемый и любимый коллегами и подчиненными. Грейс очень тщательно выбирал, кому звонить в подобной ситуации. Только Хопкерк — если согласится — сможет раскочегарить людей до необходимой суперинтенденту степени.
— Рой! Как поживаешь? Постоянно вижу твое имя в прессе. Рад, что перевод в Суссекс-Хаус не отбил у тебя охоты всех заставлять кипятком писать!
— Очень остроумно. Стой, потом поболтаем. Я прошу об огромной услуге, которая мне требуется прямо сейчас. Речь идет о двух человеческих жизнях — у нас есть основания думать, что люди похищены, им грозит гибель в ближайшее время.
— Том и Келли Брайс? — догадался Хопкерк, к удивлению Грейса.
— Откуда ты знаешь, черт побери? — Он уже позабыл о редкостной сообразительности Хопкерка.
Ответ заглушил рев проезжавшего грузовика. Заткнув одно ухо и крепко прижав к другому телефон, Грейс заорал:
— Не слышу! Повтори!..
— Они красуются на первой странице чертова «Аргуса»!
Значит, офицер по связям с общественностью сумел обстряпать дело. Блестяще!
— Хорошо. Слушай, Майк, мне надо, чтобы ты на час перекрыл Сивик-сквер, дав мне время обыскать машину.
В ответ послышался шумный вдох.
— Перекрыть Сивик-сквер?
— На час.
— Там стоянка, крупнейшая в Брайтоне, а сейчас середина дня. Перекрыть Сивик-сквер — ты рехнулся?
— Нет. Прошу сделать это сию же минуту, немедленно.
— На каких основаниях, Рой?
— Заложенная бомба. Звонок террористов.
— Что за хреновина? Ты серьезно?
— Слушай, нынче понедельник, тихое утро. Поднимай войска!
— А если накроемся?
— Сам отвечу.
— Ответишь не ты, а я, Рой, как тебе отлично известно.
— Сделаешь?
— Перекрою ли Сивик-сквер?
— Сивик-сквер.
— Ладно, — сдался Хопкерк, хоть сомнения не оставили его. — Проваливай ко всем чертям с моего телефона, он мне сейчас понадобится.
Грейсу тоже. Он позвонил в Суссекс-Хаус, срочно вызвав на место бригаду в сопровождении какого-нибудь представителя дорожной полиции, способного вскрыть замки и отключить сигнализацию «фольксвагена-гольф».
Потом звякнул инспектору Биллу Анкрему, возглавлявшему местную службу прослушивания и наблюдения. По редкостной удаче у Анкрема были хорошие вести.
— Мы сегодня вели одного типа в центре Брайтона и быстро управились. Я как раз готовился снимать ребят, посвятить остаток дня повышению квалификации.
— Быстро смогут накрыть автостоянку на Сивик-сквер? — спросил Грейс.
— В течение часа. Мы неподалеку.
Он дал подробные указания, сообщил регистрационный номер и точное местонахождение «фольксвагена». Связался с отделом тяжких преступлений, приказав отправить Анкрему по факсу и по электронной почте фотографию водителя.
Поговорил с Николлом, сказав, что, в конце концов, хотел бы лично встретиться с офицером из Столичной полиции. Во время этого разговора раздался оглушительный вой.
Возникло впечатление, будто все машины экстренных служб Брайтона и Хоува одновременно включили сирены.
78
Келли пугала Тома. Казалось, что он заперт в темном помещении с абсолютно незнакомым, чужим человеком. Полностью непредсказуемым. Долгие периоды молчания сменялись оскорбительными визгливыми воплями в его адрес. Сейчас она снова кричала надломленным и охрипшим от напряжения голосом:
— Дурак, сукин сын! Идиот! Ты нас в это втравил! Если б оставил чертов диск в поезде, ничего подобного не было бы! Они нас никогда не отпустят… Это ты виноват, мать твою, понимаешь, тупая скотина, хренов недотепа?! — И разразилась рыданиями.
У Тома все перевернулось в душе. Ужасно, прискорбно слышать ее плач. Но никаких его слов она в расчет не принимает. После ухода толстяка он с ней без конца разговаривал. Старался приободрить, успокоить.
Старался всеми силами отвлечься от смертных болей в мочевом пузыре, от мучительной жажды, голода, страха.
Не выпитая ли водка повлияла на поведение Келли? Или, наоборот, невыпитая? Неужели она дошла до того же предела, на каком находилась в течение нескольких месяцев после рождения Джессики, и поэтому готова броситься вниз головой с утеса?
Что означал тот вопль по электронной почте — предупреждение или мольбу о помощи, на которую он не смог ответить?
— Кретин, неудачник долбаный! — кричала она.
Том поморщился. Неудачник. Вот кем она его считает! Правильно. Он потерпел неудачу в бизнесе, а теперь терпит неудачу в самом важном деле — в защите своей семьи.
Том крепко-накрепко зажмурился на несколько секунд, молясь Богу, которому на протяжении двадцати пяти лет не говорил ни слова. Потом снова открыл глаза, хоть это никакой разницы не составляло — кругом по-прежнему полная тьма.
Туго связанные ноги затекли. Он перевернулся, но сделал всего один оборот, после чего цепь на щиколотке натянулась, наручник, кандалы, или что там такое, врезались в тело, и Том вскрикнул от боли.
«Думай, — приказал он себе. — Думай!»
Стена и пол рядом с ним гладкие; надо бы раздобыть что-то острое, перерезать веревки. Под рукой нет ничего, черт возьми, черт возьми, черт возьми, ничего!
