В светлеющем рассветном небе пилот четырехместной «сессны» радировал шорэмским диспетчерам:
– Джи-би-и прибывает из Дувра.
Маленький аэродром не освещается, поэтому функционирует с рассвета до заката. Самолетик прибыл одним из первых.
– Полоса ноль-три. Сколько пассажиров?
– Я один, – ответил пилот.
Сержант Уайтлок показала коллегам предстоящий квадрат работ, и все полностью сосредоточились. Никто не слышал рокот легкого самолета, пролетевшего низко над головой, закладывая круг на посадку в Шорэмском аэропорту.
Поскольку аэропорт не принимает международных рейсов, здесь нет ни пограничного, ни таможенного контроля. Прибывающие из-за границы пилоты должны сами вызвать таможенников и пограничников и до осмотра оставаться в кабине. Но это, как правило, означает долгую задержку, офицеры часто вообще не являются, поэтому летчики порой рискуют и не трудятся докладывать.
Пилот двухмоторной «сессны» определенно не собирался никому докладываться. В полетном листе, заполненном им прошлым вечером, указан маршрут из Шорэма до частной взлетно-посадочной полосы в Дувре и обратно. Он опустил незначительный крюк за каналом с посадкой в Ле-Туке во Франции, который проделал с выключенным передатчиком. За такие деньги он с большим удовольствием забудет внести в полетный лист что угодно.
Пилот провел самолетик к месту стоянки, с радостью слыша, что прибывают и другие машины, значит, диспетчеры заняты. Развернулся, поставил «сессну» под нужным углом. Внимательно огляделся, не заинтересовался ли им кто-нибудь, и выключил двигатель. Пропеллеры замедлили вращение, корпус перестал вибрировать, гул стих. Он снял шлем, оглянулся на красивую белокурую немку, сидевшую у него за спиной, и спросил:
– Все в порядке?
– Sehr gut,
[38]
– кивнула она, отстегивая ремни безопасности.
Пилот предупредительно поднял руку:
– Немного надо обождать.
Вновь выглянул в окно, потом обратился к усталой девочке-подростку в модном белом пальто, сидевшей в кресле за женщиной:
– Понравился полет?
Девочка по-английски не понимала, но поняла интонацию и нервно улыбнулась. Он расстегнул ее ремень, жестом велел оставаться на месте, вылез из кабины, спрыгнул на землю, оставив дверцу слегка приоткрытой.
Марлен Хартман с радостью вдохнула холодный свежий воздух, хоть и с запахом керосина. Улыбнулась Симоне. Та ответила улыбкой. Хорошенькая малышка, подумала Марлен. В другой стране, при других обстоятельствах жизнь к ней была бы добра. Она снова глубоко вдохнула, мечтая о чашке кофе. Позади долгая-долгая ночь. Сначала дорога до Белграда, затем поздний перелет до Парижа, в четыре утра поездка в такси в Ле-Туке. И вот они здесь. Отличный план.
Конечно, после вчерашнего визита офицера полиции благоразумнее было бы свернуть деятельность. Но тогда она потеряла бы выгодного клиента. Вряд ли суперинтендент так быстро развернется. Все будет сделано, прежде чем он узнает. Вечером она вернется в Германию.
На посадку заходил очередной самолет. Пилот «сессны», стоя рядом с машиной, слышал рев разных авиационных двигателей, в том числе треск вертолета. Диспетчерам есть чем заняться. Хорошее время – еще темновато, масса отвлекающих моментов.
В нескольких ярдах дальше за оградой стоял белый фургон. Пилот внимательно его рассмотрел, вытащил платок, высморкался. Влад Космеску за рулем фургона наблюдал за ним. Это был сигнал. Он включил мотор и стронул фургон с места.
102
Линн Беккет с воспаленными после бессонной ночи глазами, с тяжело колотившимся сердцем, сидела, сгорбившись, за кухонным столом, потягивая чай. Она всю ночь проворочалась в постели с боку на бок, то и дело взбивая подушку, стараясь устроиться поудобнее. Каждые двадцать минут вскакивала, бегала к Кейтлин, водила ее в туалет, проверяла, выпила ли та воду с глюкозой и приняла ли антибиотики. Похоже, лекарства, прописанные Россом Хантером, и сделанный им укол подействовали. Боль и зуд слегка утихли.
После ухода доктора Линн еще долго сидела внизу вместе с Люком. Они распили бутылку белого совиньона, выкурили целую пачку «Силк кэт», разделив пополам последнюю сигарету. И теперь голова как котел, в ней стучит молоток, легкие жжет, самочувствие ужасное. Люк в конце концов заснул в кресле у постели Кейтлин.
Телевизор включен. Линн без всякого интереса смотрела девятичасовые новости, потом программу о вертолетах спасательной службы. В данный момент ее ничто не интересует, кроме звонка Марлен Хартман.
Позвони, пожалуйста. Господи боже, пожалуйста, позвони!
Неизвестно, что делать, если немка не объявится. Если просто выманила деньги. «Плана Б» не существует.
Зазвонил телефон. Она схватила трубку на первом звонке.
– Слушаю!
Марлен Хартман – какое облегчение!
– Как дела, Линн?
– Отлично, – выдохнула она.
– Все в порядке. Мы здесь. Готовы отправиться?
– Готовы.
– Платеж сделан? Вторая половина у вас?
– Да. – Линн тяжело сглотнула.
Банковский менеджер уже интересовался первым переводом. Она неубедительно объяснила, что вкладывает в недвижимость в Германии последние деньги, полученные после развода с бывшим мужем, получившим наследство.
– До встречи. Машина придет в условленное время.
От напряжения и страха Линн практически ничего не соображала.
103
Утром в 8:30 Рой Грейс сидел в первом помещении отдела тяжких преступлений, разговаривая по телефону с одним из двух детективов, которые вели наблюдение за домом сэра Роджера Сириуса.
Они прибыли на место сразу после полуночи и теперь докладывали, что из дома никто не выходил, а вертолет стоит на площадке. Грейс и так пребывал в раздражении, а во время разговора другой телефон трещал без остановки. Он прикрыл рукой микрофон и крикнул, чтобы взяли трубку. Кто-то из сотрудников торопливо выполнил приказание.
Вчера вечером все ответственные лица были либо за границей, либо где-то обедали. Только после полуночи один из них – министр внутренних дел – подписал разрешение на прослушивание телефонов. Домашний телефон и мобильник Линн Беккет были взяты под контроль после двух часов ночи.
Грейс, выкроив три часа, поспал в доме Клио и вернулся на службу к шести. Держался на «Ред булл», горсти выданных Клио таблеток гуараны и кофе. Страшно досадовал, что единственной реальной ниточкой в руках остается хирург, специалист по трансплантации сэр Роджер Сириус, причем нет никакой уверенности в его причастности к делу, равно как и в том, что он что-нибудь скажет.
