Охваченная волнением, она метнулась к окну, увидела сквозь кружевную занавеску остановившийся перед домом коричневый «мерседес» с тонированными стеклами, пробежала через кухню, бросив окурок в мусорное ведро и приглушив звук телевизора. На экране супружеская пара показывала посетителям маленький дом, похожий на ее собственный, по крайней мере снаружи.
Линн поспешила наверх, в комнату Кейтлин. Сегодня она рано разбудила девочку, заставила ее принять душ и одеться, точно не зная, будет ли немка проводить медицинский осмотр. Теперь дочка спала на застланной постели в наушниках, драных джинсах, зеленой блузе с капюшоном поверх белой футболки, в толстых серых вязаных носках. Лицо стало совсем желтым. Линн легонько тронула ее за плечо.
– Приехали, милая!
Кейтлин взглянула на нее с незнакомым непонятным выражением, в котором смешались надежда, отчаяние, изумление. В темных зрачках мелькнуло привычное упрямство. Будем надеяться, она его не утратит.
– И печень с собой привезли?
Линн рассмеялась. Кейтлин выдавила кривую усмешку.
– Хочешь, чтобы я ее сюда привела, или спустишься?
Дочь задумчиво покачала головой:
– Думаешь, я должна выглядеть насмерть больной или как?
Прозвенел дверной звонок.
Линн чмокнула ее в лоб.
– Просто будь естественной, ладно?
Кейтлин запрокинула голову, высунула язык.
– Хр-р-р, – прохрипела она. – Умираю, хочу новую печень и добрый стакан кьянти для ополаскивания!
– Заткнись, Ганнибал!
Линн выскочила из комнаты, сбежала вниз, открыла дверь. Изумилась элегантности стоявшей перед ней женщины. Не зная, чего следует ждать, она воображала ее суровой, официальной, чуточку страшноватой, но уж никак не высокой красоткой, по прикидке чуть за сорок, с волнистыми светлыми волосами до плеч, в черном замшевом пальто с мехом, за которое вполне можно было бы умереть.
– Миссис Линн Беккет? – проговорила женщина низким чувственным голосом с заметным акцентом.
– Марлен Хартман?
Женщина одарила Линн обезоруживающей улыбкой, синие глаза наполнились теплотой.
– Извините за опоздание. Рейс задержали из-за снегопада в Мюнхене. Но вот я здесь, и alles ist in Ordnung, ja?
[25]
На секунду сбившись из-за неожиданного перехода на чужой язык, Линн пробормотала:
– Э-э-э, да-да, – и отступила, пропуская гостью в холл.
Та прошагала мимо. Линн смущенно заметила промелькнувшее на ее лице неодобрение, махнула рукой в сторону гостиной, спросила:
– Разрешите взять пальто?
Немка стряхнула пальто с плеч с высокомерием оперной дивы и сунула, не глядя, хозяйке, словно гардеробщице.
– Выпьете чаю, кофе? – Линн внутренне сжалась, следя за рыщущим взглядом брокерши, подмечавшим каждую деталь, каждое пятно, каждую трещинку на картинах, дешевую мебель, старый телевизор. У лучшей подруги Сью Шеклтон был однажды бойфренд из Германии, который ей рассказывал, что немцы особенно любят кофе. Поэтому вчера вечером, покупая цветы, она заодно захватила пакет свежемолотого колумбийского кофе.
– Не найдется ли мятного чая?
– Э-э-э… мятного? Конечно, – кивнула она, подавляя досаду из-за напрасной траты.
Через несколько минут вернулась в гостиную с подносом с чашкой мятного чая и растворимым кофе с молоком для себя. Немка стояла у каминной полки, держа в руках рамочку с фотографией Кейтлин в дикарском виде с торчащими черными волосами, в черной тунике, с заклепкой на подбородке и кольцом в носу.
– Ваша дочь?
– Да. Кейтлин. Года два назад.
Марлен Хартман поставила снимок, села на диван, положив рядом с собой черный кейс.
– Очень красивая девочка. Строгое лицо. Хороший костяк. Может быть, станет моделью?
– Возможно. – Линн тяжело сглотнула, мысленно добавив: если будет жить. – Хотите с ней сейчас познакомиться?
– Пока нет. Сначала кратко изложите историю болезни.
Линн поставила поднос на столик, протянула Марлен Хартман чашку с чаем, села рядом в кресло.
– Н-ну, хорошо, попробую. До девяти лет она была прекрасным, нормальным, здоровым ребенком. Потом возникли проблемы с кишечником, время от времени сильные боли. Наши терапевты сначала диагностировали колит неизвестной этиологии. Дальше начался понос с кровью, продолжался пару месяцев, она сильно ослабла. Ее направили к специалисту по заболеваниям печени. – Линн отпила кофе. – Специалист нашел, что печень и селезенка увеличены. Живот раздулся, дочка теряла вес, силы, без конца засыпала, где бы ни находилась. Училась в школе, но ей требовалось четыре-пять раз в день поспать. Потом боли в желудке возобновились, не отступали всю ночь. Бедняжка совсем пала духом, все спрашивала: «Почему именно я?» – Подняв глаза, она внезапно увидела входившую в комнату Кейтлин.
– Привет! – поздоровалась та.
– Ангел мой, это миссис Хартман.
Кейтлин тепло пожала гостье руку.
– Приятно познакомиться. – Голос ее дрожал.
Линн наблюдала за пристально разглядывавшей ее немкой.
– Я тоже очень рада знакомству с тобой.
– Милая, я как раз рассказываю фрау Хартман о желудочных болях, из-за которых ты не спала по ночам. Доктор прописал антибиотики, да? Какое-то время они хорошо помогали, правда?
Кейтлин села на диван напротив.
– Плохо помню.
– Ты была еще маленькой. – Линн опять обратилась к Марлен Хартман: – Потом антибиотики действовать перестали. Ей тогда было двенадцать. Поставили диагноз – первичный склерозный холангит. Она почти год пролежала в больнице, сначала здесь, в Брайтоне, потом в печеночном отделении Королевской больницы Южного Лондона. Сделали операцию, вставили эндопротезы в желчные протоки. – Линн оглянулась на дочку за подтверждением.
Та кивнула.
– Понимаете, что значит для живой подвижной девочки провести год в больничной палате?
Марлен Хартман сочувственно улыбнулась:
– Могу себе представить.
Линн тряхнула головой:
– Вряд ли вы можете себе представить английскую больницу. А ведь она лежала в одной из лучших, Южной лондонской. В какой-то момент больница оказалась переполнена, ее поместили в общую палату. Без телевизора. Кругом слабоумные старики. Двое ненормальных, женщина и мужчина, день и ночь пытались залезть к ней в постель. Она была в чудовищном состоянии. Я сидела с ней с утра до ночи, пока не выгоняли. Спала в комнате ожидания или в коридоре. – Она вновь оглянулась на Кейтлин, ища поддержки. – Правда, дорогая?
– В той палате было плоховато, – подтвердила Кейтлин с горькой улыбкой.
