«Какая, мать твою? Ты мой должник, я бабки вложил».
«Ладно, не психуй. Просто по дороге вляпался. Звонишь с общего телефона?»
«Угу».
«Почему не с мобилы?»
«Откуда у меня мобила?»
«Что за хрен, мать твою!.. Я пока поглубже залягу. Понял? Не бойся, увидимся. Все, лады».
Раздался щелчок, разговор закончился.
Брэнсон взглянул на Грейса.
— Запись сделана в восемнадцать двадцать пять в прошлый четверг, через день после столкновения на дороге. Я время просчитал. Заключенные, выполняющие оплачиваемую работу по программе социальной реабилитации, как Прис, выходят из тюрьмы утром в шесть тридцать, возвращаются к десяти вечера. К девяти утра вполне можно доехать до Портленд-Роуд.
— Поглубже залягу… — задумчиво повторил Грейс. — Поглубже залечь можно только у верного человека. — Он встал, шагнул к белой доске с указанием родственников и друзей Приса. Оглянулся на Поттинга. — Норман, ты его неплохо знаешь… с кем он особенно близок?
— Поговорю с соседями, босс.
— По-моему, если фургон, по всей видимости, пропал из вида в Саутвике, значит, он где-то там, у какого-то родственника или подружки. — Рой просмотрел фамилии на белой доске. Как у любого ребенка из неблагополучной семьи, у Приса целая куча двоюродных и сводных братьев и сестер, многие из которых хорошо известны полиции.
— Шеф, — поднял руку Дункан Крокер, — я над этим уже поработал. — Он подошел к доске. — У него три сестры. Одна, Мэнди, эмигрировала с мужем в Австралию, в Перт, четыре года назад. Другая, Эмми, живет в Солтдине. Адреса младшей, Эви, не знаю, но в детстве они с Ивеном были неразлейвода. Когда ей было десять, а ему тринадцать, обоих взяли за взлом прачечной-автомата. Через два года она сидела в машине, которую он угнал покататься. Хорошо бы к ней присмотреться.
— Было бы еще лучше, если она случайно живет в Саутвике, — добавил Грейс.
— Знаю, кто нам скажет, — объявил Крокер. — Инспектор по надзору за условно осужденными.
— За что ей дали условный срок? — спросил Брэнсон.
— За содействие и укрывательство брата! — ответил Крокер.
— Сейчас же звоните инспектору, — велел Грейс.
Крокер пошел звонить, а совещание продолжалось. Через две минуты сержант вернулся, широко улыбаясь.
— Шеф, Эви Прис живет в Саутвике!
Отчаяние смыл внезапный прилив адреналина. Грейс хватил кулаком по столу:
— Молодец, Дункан! Точный адрес есть?
— Конечно. Мэнор-Холл-Роуд, двести девять.
Грейс обратился к Нику Николлу:
— Нужен ордер на обыск дома двести девять на Мэнор-Холл-Роуд в Саутвике.
Тот кивнул.
Рой повернулся к Брэнсону:
— Вызывай местную бригаду поддержки, поедем с визитом. — Он взглянул на часы. — Если повезет получить ордер и быстро доехать, успеем подать ему завтрак в постель.
— Смотрите, чтоб не подавился, шеф, — вставил Норман Поттинг.
— Обязательно, — посулил Грейс. — Всем прикажу обращаться с ним крайне любезно. Спросим, нравятся ли ему яйца всмятку и не срезать ли корочку с хлеба. Ивен Прис пробуждает во мне лучшие качества. Я превращаюсь в доброго самаритянина!
48
Через полтора часа суперинтендент с сержантом медленно проплывали мимо дома 209 по Мэнор-Холл-Роуд. Гленн сидел за рулем, Рой разглядывал дом. Шторы задернуты — верный знак, что обитатели еще не встали или хотя бы не ушли. Дверь гаража закрыта. Если повезет, фургон там.
Грейс связался по радио с другими машинами, Брэнсон остановился в условленном месте за квартал к югу. Поступили новые сведения об Эви Прис. Рассталась с гражданским мужем, живет одна; ей 24 года; в полиции на нее давно заведено досье, в котором числится физическое насилие, пьянство на улице, хранение краденого и наркотиков; ныне ей по судебному постановлению запрещено полгода появляться в центре Брайтона за злостное нарушение общественного порядка. Трое ее детей от разных отцов находятся под опекой социальных служб. Два сапога пара с братцем, заключил Грейс. При встрече, конечно, многого придется наслушаться.
— Ну, старик, рассказывай, как вчерашний концерт? Что говорит Клио о долбаном старом цыганском хоре? — спросил Брэнсон.
— Говорит, потрясающе.
Брэнсон испытующе посмотрел на Грейса:
— Да?
— Да.
— Точно не пошутила?
— Сказала, еще хочет послушать. Потом CD купила.
Сержант пальцем постучал себя по лбу.
— Знаешь, от любви иногда теряют рассудок.
— Очень смешно.
— Ты, должно быть, посередине концерта по-стариковски заснул. Вместе с музыкантами.
— Какой же ты все-таки гад. Мы говорим о величайшей группе всех времен.
— Поедешь вечером в пятницу в Лондон на «Джерси-бойз»? — спросил Гленн.
— Их тоже хочешь с дерьмом смешать?
— Фрэнки Валли и «Фор сизонс» в полном порядке.
— Тебе их музыка действительно нравится?
— Кое-что. Для меня не вся музыка белых дерьмовая.
Грейс усмехнулся, видя в зеркале заднего вида фургон с логотипом полицейских кинологов, рядом с которым через пару секунд остановился белый микроавтобус без опознавательных знаков с восемью сотрудниками местной бригады поддержки, которые мгновенно блокировали дорогу. Еще две патрульные машины доложили, что заняли позицию на другом конце улицы.
Джейсон Хаззард из местной бригады заглянул в машину суперинтендента, Рой выставил оба больших пальца и шепнул одними губами:
— Пошли.
Хаззард опустил щиток шлема, три автомобиля рванулись вперед на большой скорости и резко тормознули у дома. Две группы проводников с собаками побежали перекрыть задний сад. Члены местной бригады в голубых спецкостюмах с пластиковыми наколенниками, в шлемах с опущенными щитками и плотных черных перчатках помчались к передней двери. Один тащил металлический цилиндр размером с хороший огнетушитель — таран, прозванный в обиходе «большим желтым ключом». Двое других несли гидравлический пробойник с источником питания, на случай если дверь укрепленная. Еще двое встали у гаража.
Те, кто был выслан к переднему входу, забарабанили в дверь кулаками, крича во все горло:
— Полиция! Откройте, полиция!.. — сознательно применяя тактику устрашения.
Один из полицейских ударил тараном, створка треснула. Все шесть членов бригады ворвались в дом, с оглушительным криком:
— Полиция!..
Грейс с Брэнсоном последовали за ними в крошечную прихожую, пропахшую табаком. Адреналин бушевал в крови Грейса. Он, как почти каждый полицейский, любил возбуждение облавы, сопровождаемое долей страха. Никогда не знаешь, с чем столкнешься, какое на тебя направят оружие. Глаза настороженно шныряют повсюду, напряженно пульсирует мысль, что кто-то в любой момент может выскочить и напасть, тогда как они с Гленном самые беззащитные, в одних пуленепробиваемых жилетах под куртками.