Водитель закончил очередную беседу по телефону и оглянулся.
— Похоже, впереди стряслось что-то.
Карли молча кивнула, услышала стук в окно, опустила стекло перед наклонившимся следователем.
— Пойдете со мной? Кажется, миссис Ревир попала в аварию. Дорога перекрыта.
— В аварию?.. Фернанда Ревир?..
— Угу, — мрачно буркнул Лэниган, открыв заднюю дверцу.
Накатил черный ужас. Карли с трудом вылезла, вечерний воздух вдруг стал гораздо холоднее, чем десятью минутами раньше. Она плотней запахнула макинтош, следуя за детективом мимо стоявших автомобилей к патрульной машине, развернутой попрек дороги, с вращающимся ярко-красным маяком на крыше. Дальше на асфальте расставлены красные конусы ограждения.
Авария. Фернанда обвинит ее. Все ее обвинят. Какофония сирен приблизилась. За патрульной машиной виден искореженный автомобиль, врезавшийся боком в нос белого грузовика. Карли остановилась. Это не простое столкновение. Дело серьезное. Трагичное и ужасное. Оглянулась на Лэнигана:
— Что с ней? Не слышали, она цела? Не пострадала?..
Сирены взвыли громче.
Следователь прошагал мимо конусов, не говоря ни слова. Карли поспешила за ним, чувствуя, как все внутренности сплетаются в тысячи тугих узлов. Она старалась не смотреть на столкнувшиеся машины и не могла отвести глаза, словно загипнотизированная.
Перед ними вырос полицейский, преградив дорогу. Молодой пухлый парень в очках и слишком большой фуражке, с виду лет восемнадцати, как бы родившийся в полицейской форме.
— Отойдите, пожалуйста.
Лэниган предъявил свой жетон.
— А, все в порядке, сэр. — Парень вопросительно взглянул на Карли.
— Со мной, — бросил детектив.
Полицейский махнул рукой, пропуская их, и растерянно повернулся к скрипнувшим тормозами «скорой» и пожарной машине.
Справа неуверенно топчется мужчина в комбинезоне, как бы не понимая, где он находится и что происходит. Явно в шоковом состоянии. Шагавший впереди Лэниган включил фонарик. Луч высветил жуткую картину, вроде тех, что висят в музее современного искусства.
Передние колеса грузовика сдвинулись при ударе на несколько футов, оказавшись почти за кабиной. Бок золотистого «порше» смят так, что капот и багажник вздыбились почти под прямым углом друг к другу. Столкнувшиеся автомобили напоминают грубое скульптурное изображение плужного снегоочистителя, порожденное больной фантазией художника.
Карли почуяла запах рвоты, а еще бензина и машинного масла с глубоко неприятным медным привкусом.
— Господи Исусе! — охнул Лэниган. — Ох, проклятье!.. — Шарахнулся назад, дернув за собой Карли, чтобы не увидела. Но опоздал.
В свете фонарика она разглядела ноги, обтянутые до колен бирюзовыми спортивными штанами и голые выше. Между ногами алые, черные, темно-красные и ярко-красные пятна. Дальше дюймов на восемнадцать тянется нечто вроде белого хребта гигантской рыбы.
Карли сообразила, что это позвоночник, инстинктивно вцепилась в американского детектива, желудок подкатил к горлу. Фернанда Ревир разорвана пополам.
Она отвернулась, отошла, шатаясь, на несколько ярдов, упала на колени и зашлась в рвоте, ничего не видя сквозь слезы.
84
После большой порции виски и двух бокалов пино-нуар в баре отеля Карли чуть успокоилась, хоть из шока не вышла. Следователь Лэниган выпил маленькую банку пива. С виду он кажется вполне спокойным, будто постоянно видит такие аварии и успел выработать иммунитет. Впрочем, судя по всему, ему свойственна чуткость. Да и кто может вообще привыкнуть к такому кошмару?..
Несмотря на грубость и злобу Фернанды Ревир, Карли захлестывает нестерпимая горечь. Лэниган посоветовал не особенно переживать — у этой женщины руки в крови, она принадлежит к жестокой семье, глубоко погрязшей в насилии. Но разве об этом сейчас думаешь? Фернанда человек, несмотря ни на что. Мать, горячо любившая сына. Никто не заслужил такого конца.
В котором виновата Карли.
Следователь приказал выбросить из головы эту мысль. Фернанде Ревир нечего было садиться в машину в таком состоянии. Никто ее не заставлял уезжать, сама решила. Могла и должна была просто выставить из дома незваную гостью.
Но все-таки Карли винит себя. Постоянно твердит себе, что виновата. Если бы не явилась, Фернанда была бы жива. Отчасти хочется сейчас же вернуться в Ист-Хэмптон, попросить прощения у Лу Ревира. Пат Лэниган твердо и решительно пресек это намерение.
Они долго стояли на улице, он курил очередную сигару, она высадила полпачки сигарет. Ни один не посмел спросить вслух — что теперь будет?
Карли совсем растерялась. Как отреагирует муж Фернанды? И другие члены семьи? Садясь в самолет до Нью-Йорка, она хорошо понимала, что будет тяжело. Но близко даже не предвидела таких жутких последствий.
Она дрожащей рукой поднесла зажигалку к очередной сигарете.
— По-моему, Карли, — сказал Пат Лэниган, — теперь надо серьезно подумать насчет программы защиты свидетелей. Я позабочусь, чтобы кто-нибудь постоянно вас охранял до отъезда из Штатов, но у людей вроде Ревиров долгая память и длинные руки.
— Вы уверены, что программа защиты свидетелей гарантирует мне безопасность?
— На сто процентов никогда не скажешь, но это самый верный шанс.
— Знаете, что это означает? Переезд в другой конец страны, рядом из близких только сын, и больше ни одной встречи с родными и друзьями… Вам бы понравилось?
Лэниган пожал плечами:
— Не очень. Но если б я знал, что нет выбора, то решил бы, что это все-таки лучше, чем альтернатива.
— Какая?..
Он серьезно посмотрел на нее:
— Та самая.
85
Кондиционер в номере отеля слишком холодный и слишком шумный, но, какие бы кнопки Карли ни нажимала, практически ничего не менялось. Одеяла она тоже не нашла, поэтому в конце концов влезла под покрывало одетая, и на нее налетело цунами мрачных мыслей.
В шесть утра, не сомкнув глаз, вылезла из постели, подошла к окну, открыла жалюзи. В хлынувшем с безоблачного синего неба свете проследила за поднимавшимся самолетом, опустила глаза на раскинувшийся лабиринт производственных построек, на оживленную дорогу тридцатью этажами ниже.
В висках стучит молот. Голова кружится, и очень страшно. Боже, как хочется, чтобы рядом был Кес. Больше прежнего хочется просто с ним поговорить. Ему по колено любое дерьмо, в какое его бросит мир. Кроме проклятой холодной белой пудры, которая затопила и удушила его.
Бывает и дерьмо, говорил он. И правда. Гибель Кеса — дерьмо. Дорожно-транспортное происшествие, в которое она попала, — дерьмо. Гибель в автокатастрофе Фернанды Ревир — дерьмо. Все дерьмо.
