— Таков и был наш план, но, боюсь, он не сработал.
— Почему, черт побери?
— Сейчас я не могу на это ответить. Похоже, он провел ночь в каком-то другом месте, не в гостинице… может, у какой-то шлюшки или еще где-то.
— Вы хотите сказать, что не знаете?
— Он зарегистрировался, но ночью его в номере не было.
— То есть вы потеряли его! Это вы хотите сообщить мне? — Ганн вспомнил грузного экс-офицера ФБР с висячими, как у моржа, усами и седоватыми волосами. Он был хорошим исполнителем, ответственным и безжалостным, когда это требовалось. Делать ошибки — это для него было чем-то необычным. Но он уже приближался к шестидесяти, и, не исключено, его хватка начала слабеть.
— Нет, мы не потеряли его, майор. Просто несколько часов пришлось побегать за ним. И сейчас мы взяли его под наблюдение. Он проводит деловую встречу, и, как только он выйдет из здания, мы его перехватим.
— Отлично.
— Инструкции все те же, майор Ганн? Ничего не изменилось?
— Нет. Но я хочу, чтобы все выглядело естественно и убедительно.
— В этом смысле не будет никаких проблем.
— Кроме того, вы ничего не сообщили мне о его происхождении.
— Над этим мы продолжаем работать. Парень он талантливый, отлично знает, как заметать следы. Я прикинул, что после того, как вы перенацелили нас — не столько узнать его подноготную, сколько избавиться от него, — особенной спешки по поводу его происхождения уже не было.
— Всегда предпочитаю знать, кого я убиваю, мистер Макласки, — сухо сказал Ганн. — И считаю это хорошей клинической практикой. Которая весьма важна для компании.
100
Вашингтон. Среда, 7 декабря 1994 года
— Это нарушение правил, Коннор. Не знаю, смогу ли я пойти на это.
— Через пару часов ты все получишь обратно.
Дейв Шваб покачал головой:
— Я чувствую себя не лучшим образом.
— Дейв… помнишь, как в тот раз я прикрыл тебя от Джулии? Когда она тебя разыскивала, позвонила мне и я сказал ей, что ты переработал и свалился как убитый, что ничего не соображаешь, а ты в то время трахал ту малышку… как ее звали? Не Холли Эмерсон?
— Малышка была тогда, а это сейчас, парень! Жизнь меняется. Такова реальность бытия.
— А тогда ничего не считалось, потому что мы были студентами и ты еще не повел Джулию к алтарю?
— Да.
Коннор продолжал смотреть на своего друга.
— Ты был чертовски перепуган, ты понимал своими гребаными мозгами, что можешь потерять ее. А теперь моя очередь. Теперь я боюсь, и мне нужна помощь.
У Шваба был смущенный вид.
— На меня из-за этого может свалиться куча неприятностей.
— Да брось ты, Дейв! Вернись к реальности бытия, как ты сам только что сказал. Это гражданская служба Соединенных Штатов, и она не может запретить тебе иметь друзей, тебя не могут повесить из-за того, что ты отдал долг благодарности другу… который не собирается вмешиваться в твой бизнес.
— У них может появиться другая точка зрения.
Коннор начал терять терпение.
— Но они ровно ничего не узнают. Святый Боже, какого хрена им вообще что-то знать?
Шваб поднял руки:
— О'кей, о'кей, бери.
— Ты позвонишь Джулии, скажешь ей, что я заскочу за шлемом и курткой?
— Позвоню. Мое обмундирование в шкафу у тебя за спиной. — Шваб, состроив измученное лицо, взял шлем и протянул его Коннору, а затем, порывшись в карманах куртки, выудил связку ключей. — На лифте спускайся в подвал и поворачивай направо. Увидишь красный «Сузуки-75». Поднимешься по рампе, и двери откроются автоматически.
— Сегодня же, только попозже, все оставлю на твоем месте. — Коннор вытащил бумажник. — И я даже дам тебе тридцать баксов за аренду твоего транспорта — это покроет расходы?
Шваб отчаянно замотал головой:
— Вот уж нет, ни в коем случае! Тогда это будет взяткой, парень. Стоит прикоснуться к ней, и мне натянут задницу. Так что бери этот проклятый мотоцикл и убирайся с глаз долой, занимайся своими делами.
Коннор встал.
— Всегда знал, что ты один из лучших ребят, Шваб. Когда-нибудь ты, может, увидишь на этой стенке сертификат со скромной благодарностью от меня.
Бар в зале прилета аэропорта Даллеса был переполнен, и сначала, когда Коннор, держа под мышкой шлем Дейва, появился в нем, он подумал, что Монти еще не прилетела. Затем он увидел копну ее белокурых волос, и у него радостно подпрыгнуло сердце. Она сидела закутавшись в плащ и читала журнал; ее небольшая сумка стояла рядом на полу.
Она заметила Коннора, когда тот оказался в нескольких ярдах от нее. Какое-то мгновение она рассеянно смотрела на него, а потом ее лицо расплылось в такой сияющей улыбке, что ему захотелось навечно сохранить ее в памяти.
Он бросил шлем на ее сумку, и они обнялись так страстно, словно боялись, что какая-то внешняя сила оторвет их друг от друга. Монти приникла к его губам, и перед тем, как заговорить, они долго целовались.
— Коннор, — сказала она, не в силах перевести дыхание. — Ты здесь, у тебя все хорошо!
— Господи, как я беспокоился о тебе! Но ты справилась!
Она прижалась лицом к мягкой коже мотоциклетной куртки Шваба.
— Как ты классно выглядишь в ней. А я и не знала, что ты был в «Ангелах Ада».
Коннор улыбнулся, обнял ее и покачал, как ребенка.
— В первый раз за пятнадцать лет я ехал на «сузуки». — При этих словах он осмотрелся, но вокруг было столько народу, что вычислить того, кто наблюдает за тобой, было практически невозможно. Он был уверен, что от Патентного управления за ним никто не следил. — Есть ли новости о твоем отце… или об Уэнтуорте?
— Нет.
Он поцеловал ее.
— Давай выбираться отсюда, поговорим потом. — Он снова сунул под мышку шлем Шваба, а когда нагнулся взять ее сумку, она внезапно сделала шаг назад, и он увидел, как изменилось выражение ее лица и вспыхнули глаза.
— Куда мы направляемся, Коннор?
— В такое место, где мы будем в безопасности и где будет человек, который, вероятно, сможет найти твоего отца.
— Почему такие тайны?
Сбитый с толку, он смущенно улыбнулся:
— Здесь нет никаких тайн.
— Несколько дней назад ты сказал, что все объяснишь в Вашингтоне. И я здесь, — вызывающе сказала она. — И хочу получить объяснение. Здесь и сейчас.
— Монти, поверь, никаких страшных тайн я от тебя не скрываю. Это просто… — Он вздохнул. — Правда настолько фантастична, что порой я и сам сомневаюсь… поверишь ли ты мне, если я попытаюсь тебе все объяснить.
