Фергюс не напал и не убежал. Он не сдвинулся с места, так как на него смотрело дуло пистолета. С неожиданной злостью он выкрикнул:
– Кто вы, черт возьми, такой?
– Мистер Донлеви, пожалуйста, выпейте что-нибудь, например виски, – отозвался Кунц.
Фергюс понимал, что его рефлексы уже притуплены выпитым в пабе алкоголем. Голос этого человека звучал так простодушно, а предложение выпить было таким неожиданным, что Фергюс решил, что, возможно, к нему в дом пробрался сумасшедший. Раз так, то стоит обратить все в шутку.
– Спасибо, я, пожалуй, действительно выпью.
Он повернулся к бару и увидел, что на нем уже стоит высокий стакан, бутылка «Бушмиллс», емкость со льдом, аккуратно накрытая салфеткой, и хрустальная розетка с оливками.
Это слегка отрезвило его. Он нерешительно посмотрел на сумасшедшего. Тот внимательно следил за ним. Дуло пистолета тоже внимательно следило за ним. Может, его кто-то разыгрывает? Но кто? Вечеринка-сюрприз? Наверное, его сейчас снимают скрытой камерой. Какая-нибудь телевизионная передача… шоу с Джереми Бидлом? Его проделки? Он свинтил пробку и плеснул на дно стакана.
– Доверху, – сказал сумасшедший. – Наполните его доверху.
Фергюс начал было успокаиваться, но от этой фразы, сказанной холодным, не допускающим возражений тоном, все его спокойствие как ветром сдуло. Он стал доливать виски. Руки у него дрожали, насыщенная адреналином кровь неслась по сосудам, словно поезд в тоннеле.
Он отнял бутылку от стакана, когда виски перелилось через край.
– Отпейте немного, – сказал сумасшедший. – Нужно ведь еще положить лед. Возьмите оливку – они с анчоусом, вы такие любите.
Фергюс подчинился, лихорадочно соображая, что может быть нужно этому человеку. Он ошибся. Это не может быть мастер из «Бритиш телеком». Он видел его где-то в другом месте. Но где? Они где-то ели оливки вместе? В баре?
Где?
Связь вырисовывалась – та связь, которой он боялся. Она проступала все яснее с каждой пикосекундой, наносекундой, аттосекундой.
Господи всеблагой.
Этого не может быть. Слишком скоро. Слишком мало времени прошло с тех пор, как он был у нее. Должно быть другое объяснение, совершенно другое. Но какое?
Фергюс прикинул, не использовать ли стакан в качестве оружия, в то же время понимая, что уже слишком поздно. Он не напал и не убежал и тем самым позволил собственному адреналину загнать себя в ловушку. Мозг отказывался работать.
Можно бросить стакан.
Но это ничего не изменит, а только разозлит человека с пистолетом. В его силах сделать только одно: завязать с незнакомцем разговор, успокоить его агрессию, выяснить, в чем проблема. Может, он поклонник, которому не понравилось то, что он написал?
– Пожалуйста, пейте еще.
Фергюс сделал несколько глотков, и человек с пистолетом одобрительно улыбнулся. Будто впрыск топлива в двигатель. Когда он убрал ото рта стакан, тот был наполовину пуст. Перед глазами Фергюса поплыли круги. Да какого черта? Наверняка розыгрыш. Он просто никак не поймет, в чем дело.
– Выпейте, пожалуйста, весь стакан до дна.
Фергюс недоумевающе посмотрел на гостя. Но ему уже хватит, он не может больше пить. Он уже в стельку пьян. Однако человек с пистолетом ответил на его взгляд таким теплым, добрым, понимающим взглядом, что Фергюс вдруг почувствовал, что обидит его, если не подчинится.
Он послушно допил виски. Стакан выпал у него из рук и исчез. Фергюс услышал звук бьющегося стекла, но тот шел откуда-то очень, очень издалека.
Затем человек с пистолетом сказал:
– Пожалуйста, возьмите из бара другой стакан.
– Мне… дсстатчно. – Язык Фергюса заплетался. Он похлопал по карманам в поисках сигарет. – Курите? Хотите сигарету?
– Курить очень вредно, – сказал Кунц.
Фергюс широко улыбнулся. Это было странно, но он вдруг совершенно успокоился.
– Пить… э… тоже.
– Курить вреднее, поверьте мне, мистер Донлеви. Я специально изучал этот вопрос. Хорошее здоровье – это дар, которым мы не должны разбрасываться. Пожалуйста, выпейте еще виски.
Пошатываясь, Фергюс подошел к бару, взял с полки еще один стакан, затем взял бутылку и, держа ее неверной рукой, налил.
Как только он сделал первый глоток, кто-то будто отпустил тормоз, и вся комната сдвинулась с места. Когда он попытался сделать второй глоток, пол, вращаясь, приблизился и ударил его по лицу.
Через некоторое время – Фергюс не знал, через какое, понял только, что на улице еще темно, – он очнулся. Его рот горел, в голове пульсировала боль. Что-то происходило, какое-то движение. Его или двигали, или тащили, или несли. Затем он снова отключился.
А потом пришла боль.
Его пах взорвался. Стальные пальцы снизу врезались в его тело, вцепились в мозг и потащили его вниз по пищеводу. Бронзовые крючья вонзились ему в желудок, печень, почки. Они вырывали ему из грудной клетки легкие, с бедренных и тазовых костей сдирали мясо…
Его крик не пошел дальше глотки – что-то случилось с его ртом, он будто исчез, испарился, и из-за этого боль была еще сильнее. Его тело стремилось сложиться пополам, но он не мог пошевелиться, что-то лежало на нем или держало его – он не знал что, ему было все равно, он не мог думать ни о чем, кроме боли.
Боль вернулась, и на этот раз она была еще сильнее. Все его тело сжалось, когда боль метнулась одновременно вверх, в живот, и вниз, в бедра. Она ворвалась ему в руки, в голову, затем откатилась назад, обволакивая каждую мышцу, каждую жилу – их сводило судорогой и отпускало, и тогда по его животу будто прокатывалось раскаленное пушечное ядро. Поры кожи выделяли обильный пот. Затем внутри его поднялась волна рвоты и остановилась, запертая в глотке. Фергюс попытался вдохнуть, но не смог. Рвота душила его.
Его вырвало через ноздри. В голове полоснула боль. Он смог вдохнуть немного воздуха, совсем немного, и закашлялся. Легкие просили еще. Он открыл глаза и увидел лицо. Мозг напомнил ему, что оно принадлежит человеку, приходившему ремонтировать телефонную линию.
Кунц улыбнулся. Фергюс Донлеви, привязанный к собственной постели, с тряпкой-кляпом во рту, со спущенными до щиколоток брюками и трусами, представлял собой весьма жалкое зрелище. Прежде чем привязывать Фергюса Донлеви, Кунц обернул его запястья и лодыжки полотенцами, так что следов от веревок у него на коже не останется.
Также не останется следов и от двух зажимов, висящих у него на мошонке и подсоединенных с помощью провода к трансформатору и автомобильному аккумулятору.
Кунц сказал:
– Значит, вы пришли в себя, мистер Донлеви? Есть, мой друг, несколько вещей, которые я хотел бы от вас услышать. Расскажите мне их. Просветите меня. Понимаете, иногда вы бываете в таких местах, откуда не очень хорошо принимаются сигналы. Может быть, начнем с вашего обеда в Скотленд-Ярде? Я даже не знаю, что вы ели. Обед был хорош? А хлеб? Мистер Сароцини как-то сказал мне, что по качеству подаваемого в ресторане хлеба можно легко судить о самом ресторане.