Шум двигателя напугал ее. Луч фары осветил обшарпанный грузовичок, который остановился рядом с ней. Водитель помахал ей, и она подняла в ответ руку. Негнущимися, одеревеневшими пальцами она отперла дверцу и выбралась из машины. Дождь прекратился, но в воздухе все еще чувствовался холод.
– Не заводится? – спросил мужчина, молодой и энергичный.
– Нет.
– Отличная машина. Ее бы в музей надо.
– Она очень надежная.
– В старых «ягуарах» электрическая проводка. В них необходимо поменять провода, совершенно все поменять – вот в этом обычно и проблема.
Он проскользнул на водительское место, включил зажигание и нажал на стартер. Двигатель заработал немедленно. Мужчина провернул его несколько раз, а она стояла в облаке густого, маслянистого выхлопа, оцепенев от изумления. Он снова прокрутил двигатель. «Сильно, слишком сильно», – подумала она равнодушно. Потом мужчина высунул голову наружу.
– Вы, по всей вероятности, залили его водой. Но, судя по звуку, все в порядке. Просто отлично.
Она медленно покачала головой:
– Нет. Я его не заливала.
Он пожал плечами.
– Тут другая причина, – сказала она.
– Контакты барахлят?
Она покачала головой:
– Нет.
Мужчина из компании нахмурился:
– С норовом, что ли?
– С норовом, – эхом отозвалась она, глядя в сторону.
Где-то поблизости в одном из окон послышался слабый переливчатый смех, а потом хриплый мужской голос и новый взрыв хохота. Она услышала шуршание велосипеда и скрип тормозов, потом увидела, как элегантно одетая женщина слезает с велосипеда и заносит его по ступенькам дома номер 54.
– Могу ли я посмотреть вашу карточку, мне от вас нужна только подпись.
– Извините, – сказала она. – Извините, что я вас побеспокоила.
Он нырнул в кабинку своего грузовичка и вытащил квитанционную книжку.
– Водой, по всей вероятности, залило. Так постоянно случается. Что там стоит? Тройник, что ли?
– Простите?
– Ну, карбидный такой.
– Я не знаю.
– М-да, ну, скорее всего, что водой залило.
Она вытащила карточку из бардачка и передала ему. Как было бы просто согласиться с ним. Да, я залила его. Как это глупо с моей стороны. Но дело-то не в этом. И не в том, что контакты барахлили.
Это было нечто такое, с чем никакому механику не под силу справиться.
22
Домой Сэм добралась уже за полночь, в прихожей было темно. Она тихонько закрыла парадную дверь и сняла с себя насквозь промокшее пальто. В конце коридора из-под двери Ричарда выбивался слабый свет, она двинулась по коридору на этот свет.
Ричард сгорбился перед экраном своего компьютера, рядом с ним стоял высокий стакан для виски и бутылка «Тичерз». Он повернул голову.
– Что-то ты мокрая, – пробормотал он. – Да и еще выглядишь так, словно у тебя все мозги вышибли.
– Там ливень. – Она подошла и чмокнула его в щеку. – До сих пор работаешь?
– Андреас сказал, что сегодня ночью предстоит одна операция. Считает, что могут случиться кое-какие крупные передвижки.
Он устало потер нос, налил себе виски, как всегда, на четыре пальца, потом пошлепал по клавиатуре компьютера и наклонился вперед, всматриваясь в экран. При виде изменяющихся цифр он нахмурился:
– Где ты была?
– Ох… у нас проблемы со съемками. Рыбные палочки… ну, эти «Суперпалочки»… клиент желает, чтобы снималось на натуре, в Арктике, а мы пытаемся убедить его сделать это здесь, в студии. – Она была рада, что Ричард не смотрел на нее: она никогда не умела складно лгать. – Ну а потом машина никак не заводилась.
– Это чертовски смешной автомобиль, на нем только по лужам шлепать по всему Лондону. Я же говорю тебе, что твой Кен большой эгоист.
– При чем тут эгоизм? Ему нравятся старые автомобили: хорошее капиталовложение и работает на имидж.
– Да, в особенности когда они ломаются посреди ночи.
И он снова нахмурился, глядя на экран. Сэм внимательно посмотрела в окно, наблюдая, как темная пелена дождя закрывает темные силуэты неугомонных лихтеров и черную воду реки. Во всяком случае, у Ричарда исчезла агрессивность и незнакомая яростная вспыльчивость, которая охватила его, когда он, явившись домой, разорвал на ней бюстгальтер. Ее оплеуха, кажется, подействовала, и с тех пор он был мирным, иногда вспыльчивым, но все-таки мирным.
– Звонил Ион Гофф. У них там билеты в театр на четверг, зовут посмотреть новую пьесу Айкборна.
– Черт возьми, мне хотелось бы посмотреть. Но в четверг не могу. Как раз в четверг я должна ехать в Лидс. У нас там в пятницу утром презентация.
Он скосил взгляд на экран с цифрами, а потом проверил что-то в блокноте на своем столе.
– Господи Иисусе! – закричал он, глядя на экран, голосом искаженным, как от мучительной боли. – Ты не можешь, мать твою, сделать это! Как ты могла? – Он оглушительно ударил кулаком по столу. – Как ты могла сделать это, мать твою?!
– Тсс, – сказала Сэм. – Не кричи так. Ведь Ники…
– К черту Ники! Господи Иисусе! Что же эта биржа делает-то, мать ее? Андреас никогда не ошибается! Во что же, по-ихнему, они там играют? Из Токио мне сообщили, что, по их мнению, Нью-Йорк смотрится дешево.
Он воинственно и свирепо уставился на экран, загроможденный бесконечными рядами цифр, незнакомых названий и символов. Свой жаргон. Свой язык. Совершенно чуждый ей; впрочем, язык группы сна тоже оказался бы чужим для Ричарда.
Сэм постояла еще несколько минут сзади него, молча наблюдая, как опять он выпил, отстучал по клавиатуре новые распоряжения и снова зачертыхался. Казалось, он забыл, что она рядом, и не обращал внимания ни на что, кроме этого маленького экрана с непонятными зелеными значками.
Она оставила его в покое и отправилась раздеваться. Довольно долго она пролежала в постели, не выключая света и размышляя. Она думала о Ричарде и о том, что тревожило его. Ей хотелось, чтобы они могли откровенно поговорить об их проблемах: она рассказала бы ему о своих снах, а он бы воздержался от своих обычных насмешек, а потом рассказал бы ей, что у него случилось. Она думала и о Бэмфорде О'Коннеле, и об этой группе сна. В голове вереницей проносились авиакатастрофа, стрельба, спуск вниз по ступенькам станции подземки «Хампстед». Она посмотрела на часы. 2.15. А Ричард все еще не ложился спать.
Теперь Бэмфорд О'Коннел и Таня Якобсон, они оба говорили одно и то же.
«Что все это коренится в моем подсознании».
А кто же тогда поднимался по ступенькам станции метро? Ее собственное воображение, что ли?
