Один из пассажиров, пристегнутый к своему сиденью, взлетел вверх сквозь шлейф из одежды, за ним последовал другой, третий, их руки и ноги растопырились в разные стороны, как у игрушек, выпавших из детского стенного шкафа, и они камнем тоже полетели вниз.
Послышался непонятный гул, высоко вверх взлетел огненный шар. Какой-то предмет, неистово пылая ярким пламенем, включился в этот безумный танец и покатился вниз по склону горы, осыпая дождем искр серое пространство вокруг себя. Это был двигатель. Он с шипением бороздил себе дорогу в снегу. Неподалеку там же она разглядела темный обрубок хвостовой секции. Верхняя часть хвостового стабилизатора изогнулась под прямым углом, было отчетливо видно слово «Чартэйр» и часть эмблемы, изображавшей поднявшегося на дыбы тигра, а рядом с ним буквы Г, 3, Т, А и Е.
А потом наступило молчание, испугавшее ее. Облако продолжало водоворотом кружиться вокруг нее, и она уже не могла больше видеть землю, не понимая, лежит ли она лицом вниз или вверх. Ее охватила паника. Хотелось увидеть Ники, обнять его, прижать к себе. Хотелось обнять Ричарда и сказать ему, что она сожалеет, что прощает его и ей жаль, что она так чертовски много работала… «Где же ты?» Она перевернулась, потом еще раз, пытаясь вырваться из кокона холодных серых стеблей, обвившихся вокруг нее.
– Выпусти меня! Ну пожалуйста, выпусти меня и дай посмотреть на них. Всего на пять минут. Пожалуйста. Только и всего. Только пять минут.
Стебли сжимались все сильнее.
– Выпусти меня!
Воздух становился теплее и удушливее, не давая дышать.
– Выпусти меня! – завопила она, вертясь и извиваясь, молотя по воздуху во все стороны кулаками…
Сэм почувствовала на своем лице прохладный ветерок.
– Таракашка?
«Голос Ричарда», – подумала она в замешательстве.
– Таракашечка?
Она увидела ровный круг света и Ричарда, стоявшего рядом с ней в полосатой рубашке и цветных боксерских трусах. Все другое. И свет другой. Какой-то датчик подмигивал ей, оранжевый, как тот датчик в самолете. 5.00. 5.00. 5.01…
– Все хорошо, таракашка?
Ричард стоял над ней.
– Все хорошо, таракашечка? – повторил он.
Она кивнула:
– Да… Я…
Он нахмурился, потом завозился со свободно висящим рукавом своей рубашки, и она услышала отрывистый щелчок, когда запонки проткнули крахмал. Золотые запонки с его инициалами с одной стороны и его фамильным гербом с другой. Ее свадебный подарок. Они еще были в такой маленькой коробочке темно-красного цвета и стоили 216 фунтов стерлингов. Странно, какие детали всплывают в памяти. Она внимательно посмотрела на эту откинувшуюся назад голую бабу на стене, на собственное лицо в зеркале над кроватью и на свет, вливавшийся в комнату из двери в ванную.
– Сон, – сказала она. – Мне приснился страшный сон.
– Ты так ужасно кричала, в самом деле ужасно.
Он повернулся к зеркалу на стене и стал завязывать галстук. И когда он изо всех сил затянул узел, она почувствовала, как что-то сильно сжалось вокруг горла. Страх пропитал ее насквозь, повис вокруг, заполняя комнату. Черный капюшон с щелками-прорезями надвинулся на нее от двери, и черная кожаная перчатка зажала ей рот. Она задрожала.
А Ричард с усилием втискивался в свои брюки, выпутываясь из красных подтяжек и натягивая серебристые браслеты, поддерживавшие рукава рубашки. Она любила наблюдать, как он одевается, когда они только начали спать вместе. Уж очень он изощрялся в своей одежде: рубашки с двойными манжетами, на брюках пуговицы для подтяжек. «Вот это нормальные, правильные брюки», – говорил он с удовлетворением. Внезапно ей захотелось схватить его, крепко обнять, почувствовать его, удостовериться, что он настоящий, что он здесь, в этой комнате… что ее мир остался целым и невредимым.
А потом это желание сразу пропало, когда она все вспомнила. Она передвинулась по постели подальше от него, и ее пронзила внезапная судорога… отчего?.. от страха?
– И что же тебе приснилось?
– Это… мне… да ничего. Просто какой-то кошмар.
«А ты боишься рассказывать об этом, – подумала она. – Боишься, что если ты расскажешь, то…»
– Да выкинь ты это к черту из головы!
Он наклонился, чтобы поцеловать ее, от его влажных волос пахло кокосовым шампунем и его любимым лосьоном после бритья «Пако Рабанн»; сквозь мятную пасту пробивался в его дыхании сильный запах чеснока, съеденного на ночь. Сэм ощутила на своей щеке легкий влажный поцелуй.
– Трудный день? – спросила она, желая задержать его хотя бы на мгновение подольше.
– Японцы. Кажется, Токио вот-вот соскочит с катушек.
– Не опаздывай домой. Было бы очень мило, если бы ты сумел помочь мне подготовить все к вечеру.
– Ах, господи, ну да! Наша вечеринка.
– Это же для твоих клиентов, Ричард.
– Я вернусь домой вовремя.
Входная дверь захлопнулась за ним. Сэм закрыла глаза, но тут же открыла их, боясь опять возвратиться в тот сон. Она снова посмотрела на часы. 5.09. Через четверть часа он будет за своим письменным столом болтать по телефону с Токио. Дела-делишки. Компания «Никкей Доу». Азартные игры с простенькими акциями без фиксированного дивиденда, судебные повестки, сделки с премиальными, срочные контракты, валюта. Все так непостоянно, все так неуловимо. Как-то раз Ричард разозлился на нее, когда она сказала, что его работа напоминает работу крупье из казино, оборудованного по последнему слову техники.
Дверь открылась, и сонный Ники прошлепал по полу.
– Привет, тигренок. Ты что-то рано встал.
– Я не могу заснуть.
Она протянула руку и взъерошила его волосы. Какие мягкие. Ники слегка отпрянул, но потом снова ткнулся головой ей под руку, чтобы получить еще порцию ласки.
– Ну-ка, поцелуй мамочку.
Влажное прикосновение. Ощущение такое, словно это миниатюрный вариант поцелуя Ричарда.
– А почему ты не можешь заснуть, тигренок?
– Да мне приснился очень страшный сон.
– А о чем?
– Об одном ужасном человеке. О жутком монстре.
Она села на постели и крепко обняла его.
– Это потому, что я рассказала тебе сказку о таком, правда?
Он мрачно кивнул. Временами он бывал довольно-таки серьезным ребенком. Всегда все старательно обдумывал…
– Он меня съел.
Сэм внимательно посмотрела на несчастное выражение его лица.
– Ну, ты, наверное, был очень вкусный.
Он топнул по ковру:
– Не говори так. Это не смешно.
– Ну ладно, маме уже пора собираться. Хочешь поспать в нашей постели?
