Сэм дернулась вперед, пытаясь проскользить на одной лыже, которую успела надеть, но другая нога утопала в глубоком снегу.
Рев уже просто оглушал, дико воющий ветер пронизывал насквозь. Теперь она оказалась почти на самом краю, почти, но вдруг снег выскользнул из-под ног, она стала падать.
Ветер обжигал лицо, его жуткий заупокойный вой гудел в ушах, барабанные перепонки невыносимо заныли от стремительно меняющегося давления. Вокруг с глухим стуком падали камни и ледяные комья. Со всех сторон до нее доносилась безумная, устрашающая какофония, словно миллионы людей с топотом мчались по гулкому туннелю. Эхо разносило по горам эти жуткие звуки, стократ усиливая их.
Плыви. Попытайся удержаться на поверхности.
Сэм пошевелила руками. Что-то больно ударило по голове, она снова закувыркалась, руки скользнули вниз по обжигающе холодной ледяной стене.
Она падала, вращаясь как веретено. «Водоворот», – подумала она.
Безумный мрачный рев доносился со всех сторон. Что-то шлепнулось об ее щеку, щека загорелась, а она все падала, на мгновение она вдруг почувствовала свободу и тут же наскочила на что-то твердое, а затем еще раз.
А потом она остановилась. Она заметила, что безумный грохот, треск и завывание становятся все тише, приглушеннее. Отдаляются.
И наступила тишина.
Она лежала в полной темноте. Попробовала изо всех сил зажмурить глаза, потом открыть их, но ничего не было видно.
Она попыталась пошевелить руками, руки не двигались.
Попыталась пошевелить ногами… головой. Ощущение было таким, словно ее запечатали в цемент.
Ее охватила дрожь.
Пустота. Такая же пустота, которая ей снилась, когда раздавили и выбросили за обочину тот «мерседес».
Пустота, где она больше никогда не увидит Ники.
И Ричарда тоже.
И вообще никого.
Ужас волной прокатился по ней. Полчаса… Полчаса – это все, чем вы располагаете, если вы угодили в ловушку при сходе лавины. А после вы, собственно, принадлежите царству мертвых.
Где она? Далеко внизу? На какой глубине?
Со всех сторон холод.
И тишина.
Да, это смерть.
Она опять попыталась пошевелиться. Правая рука вроде бы свободна, но что-то сдерживало ее.
Ремешок лыжной палки. Она согнула руку, высвободилась. Теперь можно дотронуться до лица. Она пробежала пальцами по лбу, по носу, рту… Да, это я. И я жива. Она коснулась щеки. Очень больно.
А где же верх, как я лежу-то?
Раньше они так много разговаривали о лавинах. Шутили по их поводу. Обсуждали, что делать, если попадешь в нее. Говорят, что от страха ты мочишься под себя. Так вот собачки тебя там и находят. По этому запашку.
Она поинтересовалась, а не случилось ли это с ней?
Ах, как неловко. Найдут тут тебя, как какую-то…
Поплевать. Кто-то говорил, что надо поплевать. Если плевок приземлится тебе на физиономию, то поймешь, где верх. Она плюнула. Слюна шлепнулась на лоб.
– Помогите мне! – закричала она. – Я здесь! Здесь!
Но по тому, каким слабым оказался звук ее голоса, она поняла, что он вместе с ней пойман в ловушку этой могилы.
«А я ведь могла бы быть без сознания, – подумала она. – Меня могло бы оглушить до потери сознания, что позволило бы мне, по крайней мере, умереть не просыпаясь».
Какая-то капелька упала ей на лицо. Потом другая. Тающий снег.
А где был Андреас? Ричард? Не погребен ли и Ричард тоже этой лавиной?
Они находились в стороне от лыжни, внизу на склоне горы. Да заметил ли вообще хоть кто-нибудь эту лавину? Она подняла руку вверх и попробовала толкнуть снежный потолок. Твердый как камень. Она попыталась поскрести рукавицей. Но та только без толку скользила.
«Лыжная палка», – вспомнила она и вцепилась в палку. Но та и не пошевелилась.
Нужно что-нибудь острое, металлическое. Должно же здесь быть что-нибудь!
Сэм стянула рукавицу зубами. Новая капля упала на лоб. Поскребла снег пальцами. Холодные крупинки падали на лицо, попадали в глаза. Защитные очки, должно быть, слетели, внезапно она пожалела, что потеряла их. «А может быть, они их найдут? Может быть, они найдут их, даже если не найдут меня?
И опознают по моим очкам».
Рука замерзла. Сохраняй тепло! Она с трудом подергала лыжную палку туда-сюда, но палку заклинило. Она закрыла глаза, потыкала кулаком снег над головой, прислушиваясь к мягким звукам своих ударов. Приятно производить хоть какой-нибудь шум. Разорвать эту мрачную тишину.
А можно ли дышать сквозь лед? Сколько вообще воздуха в ее распоряжении?
Она услышала легкий шум, словно горсточкой гальки швырнули в окно. Прямо над ней.
Ее сердце так и запрыгало. Они нашли ее. Нашли!
А потом – ничего. Только какое-то слабое эхо. Это могли быть чьи-то шаги в нескольких ярдах отсюда, а может быть, взрыв на довольно большом расстоянии.
В гневе и отчаянии она молотила кулаками по снегу, прикрыв глаза от сыплющейся ледяной крупны. Снег вроде бы чуть-чуть поддался, или, может, показалось? Она ударила в снежный потолок изо всех своих сил, и внезапно ее рука пробилась насквозь. Снег потоком посыпался на лицо, в рукава. Она вытерла лицо и открыла глаза.
Солнечный свет.
Ослепительно-белый солнечный свет.
Она уставилась на него через эту маленькое отверстие, чуть побольше ее кулака.
– Эй! Помогите мне!
Солнечный свет просачивался в ее снежную могилку, и теперь она могла поглядеть вокруг себя.
Оказывается, она не одна. Кто-то есть еще, здесь, вместе с ней.
Мертвенно-бледная красноватая глазница невидяще уставилась на нее сквозь щелочки-прорези в перепачканном кровью капюшоне. В считаных дюймах от ее лица. И пока она смотрела, еще одна капелька крови упала из глазницы ей на щеку.
Она пронзительно вскрикнула. Потом еще.
Лицо Андреаса в капюшоне торчало из свода этой могилы всего в нескольких дюймах над ней, словно уродливая горгулья из водосточной трубы готического собора. Рот приоткрыт в искривленной улыбке, глазница с любопытством выставилась на нее, видит теперь столько же, что и его нормальный глаз, который пристально и безучастно смотрел на нее из своей щелки, смотрел не двигаясь и не мигая.
О боже милостивый, нет. Нет.
А потом она увидела его руку, согнутую под каким-то неестественным углом, словно она не принадлежала тому же самому человеку. Сэм впервые увидела руку Андреаса без обычной рукавицы: уродливая, высохшая, всего с двумя пальцами, большим и мизинцем, неподвижно торчащую из снега, словно клешня.
