– Добро пожаловать в Штаты! – Это он уже
произнес, когда мы выехали из паркинга.
Ну и приемчик! Мои руки замерзли без перчаток,
пальтишко на рыбьем меху совсем не защищало от ветра, а человек, целых восемь
месяцев славший мне страстные письма, открытки и телеграммы, был какой-то
совсем чужой и холодный, как айсберг.
Даже облик его был какой-то странный, хотя ни
своей бледностью, ни стандартной прической он ничем вроде бы не отличался от
массы средних американцев. В чем, собственно, дело?
– Карл! Ты от меня что-то скрываешь?
Он включил приемник и как-то неуверенно
закашлялся.
– Карл, я все бросила, чтобы приехать к тебе,
значит, имею право знать, что стряслось?
Я вдруг почувствовала: все равно соврет, но
мне тогда хватило бы и полуправды.
– Ты что, встретил другую?
Он как-то неловко заерзал.
– Ну, была другая женщина, – робко начал он. –
Секретарша на конференции по экономике в начале года, на Ямайке.
Рона, мать восьмилетнего сына, перешагнула уже
рубеж тридцати. По словам Карла, она страстно в него влюбилась, а сам он к ней
ничего не испытывал, да и переспал-то, дескать, с ней всего раза три.
– Прекрасно, теперь мне стало легче, – сказала
я, и мы сменили тему.
Карл снимал квартиру в районе Семидесятой
улицы. Жилище Карла впечатляло образцовым порядком. Комнаты были обставлены
французской мебелью и буквально набиты ценными старинными вещами. Да только не
было здесь ни единого цветка, ни хотя бы простой записки, говорящей: «Добро
пожаловать!» Можно было подумать, что квартира вообще надолго оставлена
хозяевами…
Мы отправились перекусить в один из
ресторанчиков Германтауна, а потом вернулись домой, чтобы вымыться, распаковать
вещи и, конечно же, позаниматься любовью. Вот тут-то я и поняла, что перемены
произошли более значительные, чем казалось поначалу.
Странное поведение Карла повлияло и на меня:
он даже не смог меня возбудить, а его огромный член приносил только физическую
боль. Нам пришлось одеться… Я включила телевизор.
Часам к девяти вечера мы оба почувствовали
себя лучше и снова попытались состыковаться. На этот раз я уже начала было
испытывать привычные для меня ощущения, как вдруг зазвонил телефон, и Карл,
прервавшись, снял трубку.
Кроме шуток, те двадцать минут телефонного
разговора не оставили у меня сомнений в том, что Карл предпочел бы переспать не
со мной, а с той, на другом конце провода.
Я была слишком подавлена, чтобы опять о чем-то
расспрашивать, отвернулась и постаралась заснуть.
Назавтра, в воскресенье, я надеялась, что Карл
покажет мне город, однако часов около двенадцати он вдруг сказал:
– Ксавьера, я должен повидаться с матерью, ей
нужна помощь. Она занимается художественной выставкой, которая сегодня
открывается. Извини, что оставляю тебя одну, но ты можешь посмотреть телевизор
или написать письма твоим родным, а когда я вернусь, часам к шести, пойдем
обедать.
Я осталась одна в его квартире. Мне было очень
грустно, я не знала, что делать. Разве он не мог от всего освободиться и побыть
со своей невестой в ее первый день в Америке? С любимой, которую он столько
ждал? Пробило шесть часов, потом семь, восемь, девять, десять… Карла все не
было. В холодильнике было хоть шаром покати, а я страшно проголодалась… Мне
стало ужасно жалко себя. Когда Карл наконец-то вернулся около одиннадцати, я
лежала на кровати и плакала. На следующее утро Карл поехал на работу и
задержался допоздна. В десять вечера зазвонил телефон. Надеясь, что это он, я
сняла трубку.
– Кто говорит? – спросил женский голос с
иностранным акцентом.
– Ксавьера, невеста Карла Гордона, – ответила
я. – А вы кто?
Последовала продолжительная пауза, а затем –
ответ:
– Меня зовут Рона Ванг. Карл – мой жених!
Она рассказала мне свою историю, частично уже
поведанную Карлом.
– А как вы оказались в Нью-Йорке? – спросила
я.
– Карл попросил меня приехать из Кингстона в
Штаты и выйти за него замуж.
Она поддалась его уговорам, уволилась с
работы, оставив сына на друзей, и пять месяцев назад приехала в Нью-Йорк.
Однако со времени ее приезда и до сегодняшнего
дня все, что она получила от Карла, – одни лишь пустые обещания.
– Карл все время откладывает свадьбу, а у меня
уже нет денег, я ведь иностранка, меня не берут на работу, – рыдала она в
трубку.
Этот разговор поселил во мне глухое отчаяние.
Тем не менее мне было очень жалко Рону. К тому же очень хотелось взглянуть на
соперницу. Я решила встретиться с ней.
Рона жила на Саттон Плейс, недалеко от
родителей Карла. Меня и так потрясла ее история, но когда я увидела ее воочию,
то была просто сражена на месте.
Из всех расистов, которых я знала в Южной
Африке, Карл, безусловно, мог бы считаться самым непримиримым. Но вот сейчас
женщина, стоявшая передо мной и утверждавшая, что Карл просил ее руки, была
чернокожей!
Но если бы только это! Зубы у нее выдавались
вперед, как у лошади, ноги толстые, жесткие вьющиеся волосы. Хороша соперница!
Я обратила внимание на красивый цветок в горшке, стоявший в ее квартире, и
сказала, что он мне понравился.
– Спасибо, – ответила она. – Карл мне его
вчера подарил.
Так вот из-за какой «матери» он оставил меня
одну на целый день! Чем больше я узнавала, тем сильнее мне хотелось выяснить у
Карла все до конца. И мы с Роной вместе решили позвонить ему.
В телефонном разговоре Карл сразу сказал мне,
что очень волнуется, так как не знает, где я.
– Рядом с Саттон Плейс, – ответила я ему, – но
не у твоих родителей.
Он сразу обо всем догадался. Больше ему ничего
не оставалось, как прийти к Роне и разобраться с нами на месте.
Рона оказалась женщиной крайне несдержанной.
Как только Карл пришел, она буквально обрушилась на него с горькими упреками и
обвинениями, а под конец прямо спросила, кто же из нас двоих его невеста?
– Ксавьера, – заявил он.
После этих слов Рона в истерике схватила
тяжелую пепельницу и попыталась ударить Карла по голове.
