Хорошо, я была рядом и помешала ей. Но как раз
в этот момент я заметила странное явление, объяснение которому нашла только
спустя некоторое время. Когда Карлу что-нибудь угрожало, в его глазах появлялся
какой-то эротический блеск.
Все произошло очень быстро, и мы сразу ушли. Я
очень жалела Рону, но так любила Карла и была так счастлива из-за его
окончательного выбора, что легко приняла все извинения и обещания больше
никогда не вспоминать об этой истории. Когда я люблю, то многое прощаю. Да и
что я могла сделать, ведь в Нью-Йорке никого не знала, денег на билет домой у
меня не оставалось.
Спустя два дня Карл, видимо, посчитав, что я
созрела для внедрения в его личную жизнь, представил меня своим родителям.
Оба они были врачи (отец – психиатр, мать – дерматолог)
и жили в великолепной, прекрасно обставленной квартире. Двум служанкам,
гречанке и японке, наверняка приходилось изрядно попотеть, поддерживая там
порядок.
Отец Карла оказался прекрасным человеком, а
вот мать… Как только я ее увидела, мне сразу же ужасно захотелось поскорее
унести ноги. Ей было за пятьдесят, и она являла собой законченный тип
американской шлюхи. Она использовала чересчур много макияжа, носила мини-юбку,
а голос охрип от джина и постоянных сплетен.
В то время мое мнение о женщинах Нью-Йорка,
которых я ошибочно принимала за типичных американок, было весьма невысоким.
Чего стоит только манера одеваться сорока-пятидесятилетних! Они носили одежду
юных девушек, парики, бантики и по три ряда накладных ресниц. Видимо, пытались
составить конкуренцию своим дочерям. В послеобеденное время можно было видеть,
как они прогуливаются по Бонуайт Теллер, принарядившись таким образом.
В отличие от Европы здесь почти невозможно
встретить нежную, заботливую мать. Женщины Нью-Йорка не желают, естественно,
стареть. И мать Карла как раз входила в число тех, кто пытался выглядеть
моложе, пусть даже искусственным образом.
Четвертым членом семьи был беззубый маленький
терьер Дадли, коего мадам Гордон пестовала и кормила, будто малого ребенка.
Наверное, я ей сразу же не понравилась. Я
старалась вести себя естественно и непринужденно, а вот ее отношение ко мне
явно было насквозь фальшивым. По правде говоря, я и сама не слишком-то
старалась как-то ей потрафить, особенно когда в ответ на ее плохой французский
я отвечала на классическом языке Корнеля.
И все-таки я пыталась сохранить с родителями
Карла хорошие отношения, ведь я должна была стать их невесткой.
Уже три месяца я находилась в Америке и все
еще не была замужем, хотя и продолжала жить с Карлом. У меня уже истекал срок
визы, и я высказала ему свое беспокойство: если мы в ближайшее же время не
поженимся, мне придется уехать. Но Карла это совсем не волновало:
– Найди работу в каком-нибудь консульстве и
попроси дипломатическую визу.
Я так и сделала, потому что к тому времени
деньги у меня уже кончились.
Вскоре после моего приезда в Нью-Йорк я
поняла, что тот Карл, которого я знала в Южной Африке и который тратил деньги
не считая, оплачивал все за счет фирмы. Нынче же речи не заходило ни о богатых
обедах, ни о подарках. Карл оказался настолько мелочным, что даже не платил по
моим счетам из прачечной. Он еще тратился на еду и квартиру, но за все
остальное должна была платить я. Как-то он буквально рассвирепел, узнав, что я
отправляю деньги своей семье.
– Карл, – заявила тогда я, – родители дали мне
прекрасное воспитание. Я изучала музыку, говорю на семи языках и объездила всю
Европу. Это все благодаря им. Они для меня сделали все, что могли, и сейчас,
когда из-за болезни отца дела дома совсем плохи, я их не брошу.
И впредь я по-прежнему отправляла им часть
своей недельной зарплаты.
Меня немало огорчало и то, что Карл оказался
законченным антисемитом. Между тем его мать была крещеной еврейкой, и Карл
всячески пытался скрыть свое происхождение.
Он даже вступил в члены нью-йоркского
Атлетик-клуба, имевшего репутацию места, где собирались антисемиты. Однажды он
повел меня туда на соревнования по фехтованию и заставил спрятать медальон в
форме шестиконечной звезды.
– Убери ты его под свитер, – шептал он, – и
никто не скажет, что ты еврейка. Ты ведь совсем не похожа.
Приглашая кого-нибудь на обед, он заставлял
меня прятать то, что мне было очень дорого. Особенно он ненавидел очень ценную
медную менору, подарок родителей и единственный дорогой для меня предмет в этой
стране.
Последнее, что он делал перед приходом гостей,
это проверял, убрала ли я менору:
– Спрячь этот подсвечник в ящик, – говорил он,
а для меня это в общем-то, означало положить туда же и свою гордость…
Уже полгода я прожила в США, а мы с Карлом все
реже и реже заговаривали о свадьбе. Я даже не рисковала об этом упоминать,
иначе, пожалуй, он бы взвыл. Наша жизнь продолжала основательно действовать мне
на нервы, я понимала, что пора уже и обосноваться по-настоящему. Весной,
прогуливаясь в Центральном парке, я много раз видела беременных женщин,
супружеские пары с детьми и очень завидовала им. Они смогли создать настоящие
семьи, а я? Сожительница Карла… А ведь мне так хотелось иметь от него ребенка!
Он наверняка был бы очень красив, с прекрасными глазами своего отца и так же
силен. Сначала я хотела мальчика, потом девочку. Иногда в порыве страсти Карл
говорил мне:
– Милая, не ставь сегодня свой колпачок, я
хочу, чтобы у нас был ребенок.
Я не слушала его. Хотя мне и очень хотелось
ребенка, но сначала я хотела выйти за него замуж. О том, чтобы забеременеть и
хоть этим воздействовать на Карла, не могло быть и речи, и вообще, как только я
заговаривала о свадьбе, он резко отвечал:
– Да не дави ты на меня!
Открыла я еще кое-что, о чем даже не
подозревала: оказывается, Карл только что официально развелся со своей первой
женой.
Ну, а что касается его страстных любовных
признаний, то цена им была грош. Я легко убедилась в этом недели через две,
когда у меня случилась задержка месячных. К врачу я еще не ходила, только
сказала Карлу, что меня подташнивает.
Он аж покраснел от бешенства и заорал, что
терпеть не может, когда его к чему-то принуждают. Он настаивал на аборте. Ну, а
я бы никогда не убила человечка, уже жившего во мне, тем более, что его отцом
был мужчина, которого я любила и за которого собиралась замуж.
Карл ругал меня последними словами. Я вбежала
в ванную, схватила пригоршню таблеток снотворного и разом проглотила.
