Мужчины – а их часто бывало трое или четверо
за раз – сдвигали вешалки с одеждой, устраивая что-то вроде перегородок, на пол
клали ворох платьев и пальто и по очереди занимались со мной любовью.
С точки зрения гигиены это представляло собой
известную проблему, и один из клиентов всегда приносил рулон туалетной бумаги.
После таких сеансов, длившихся, как правило, два часа, у меня на спине
оставались отпечатки молний, крючков, пуговиц, застежек – в зависимости от
моды.
Мы с Пирл договорились, что мне достается 60
процентов заработка. Таким образом, из каждого 25-долларового гонорара мне
доставалось 15. Немного, конечно, но сравните с теми 150 долларами, что я
зарабатывала в консульстве за неделю!
В первые три недели из-за отпуска Сони я еще
могла приводить своих клиентов домой, но когда моя соседка вернулась, все
осложнилось. Теперь мне приходилось принимать клиентов либо у Пирл, на другом
конце города, либо в жалкой комнатке одного из моих друзей-гомосексуалистов.
Расплачивалась я с ним, покупая время от времени лосьон после бритья или
рубашку.
Естественно, такая ситуация была нетерпима. Не
раз мне приходилось часа в три ночи, дрожа от холода и устав после работы,
ждать такси где-нибудь на перекрестке.
Транспортную проблему я частично решила по
голландскому образцу – на деньги, заработанные у Пирл, купила велосипед. Крутя
педали, я ездила на встречи в обед и вечером, экономя таким образом деньги и
время.
Когда я только осваивала новую профессию, то
была настолько наивна, что совершенно ничего не скрывала – видимо, из-за того,
что не видела ничего дурного в моем занятии. Мне всегда удавалось оправдаться в
собственных глазах. Правда, однажды в субботу, еще до возвращения Сони из
отпуска, случилась неприятность.
От меня только что ушли два клиента. В
ожидании третьего я занялась ремонтом велосипеда. В дверь позвонили. Я тогда
была совсем неосторожна и открыла дверь, даже не взглянув в глазок. В квартиру
вошел человек в голубой форме.
– Я представитель закона, – объявил он.
Правда, больше он смахивал на хулигана: форма
помята, нос разбит, нет передних зубов.
– Меня зовут Мак, малышка, – представился
полисмен.
Он уселся без всякого приглашения и принялся
обвинять меня в занятии проституцией, сославшись на жалобу соседей.
– Я – проститутка?! – возмутилась я. – Я
работаю секретарем в консульстве, а сейчас, сами видите, чищу велосипед и
никому не мешаю.
– Налей-ка мне для начала виски! – рявкнул
Мак.
Я впервые встретилась с блюстителем закона и
даже не представляла, как нужно себя вести в таких обстоятельствах. Потому-то я
и подчинилась и налила ему.
Вернувшись в салон со стаканом в руке, я
увидела, как он роется повсюду, открывает шкафы, копается в бумагах – словом,
сует свой нос, куда не следует.
Потом он заговорил о вещах, не имевших
никакого отношения к его визиту. А я с минуты на минуту ожидала клиента,
поэтому попросила Мака извинить меня и вышла в другую комнату переодеться. Но
он последовал за мной.
Его ширинка была расстегнута, и он уже полез
доставать свой член. Потом он швырнул меня на кровать, и тут я совершенно
непроизвольно закричала:
– Помогите! Полиция! Помогите!
Хоть Мак и представился полицейским, после
крика «Полиция!» все-таки сразу же оставил меня в покое и перешел к словесной
атаке.
– Вот что я тебе скажу, малышка. Я живу в
Куинсе, у меня жена, четверо детей, ждем пятого. Так вот, вы, девицы,
зарабатываете деньги без всякого труда, а я кручусь, как собака, за нищенскую
плату.
Хотя опыта мне и не хватало, однако я сразу
сообразила, к чему он клонит.
– Ты будешь платить мне немного раз в неделю,
а я тебе обеспечу необходимую защиту…
– Ну, уж нет, – ответила я, – никакого
покровительства мне не нужно, ничего дурного я не делаю.
– Послушай, куколка, я сейчас уйду, а ты
хорошенько подумай над моим предложением.
Внешне я оставалась спокойной, но на самом
деле очень испугалась. Сразу же после ухода Мака я позвонила своему следующему
клиенту, психиатру, и рассказала обо всем.
– Это обман, – заявил он. – Кто-то хочет тебя
напугать. Впредь будь осторожнее, а сейчас посмотри, не пропало ли что из
квартиры.
Я тут же пошла в комнату. Мой взгляд сразу же
упал на секретер, где до прихода «полицейского» лежали 100 долларов, моя
дневная выручка, и дорогой фотоаппарат. Сейчас – пусто!
Не было почему-то и конверта с
порнофотографиями, на которых я была запечатлена еще в Голландии и сохранила у
себя просто на память.
Деньги и фотоаппарат украл большой специалист!
Я злилась на себя за то, что держала их в таком доступном месте. Что же
касается фотографий, то я довольно скоро узнала причину их исчезновения.
Через три дня, когда вернулась Соня, я
рассказала ей о происшедшем, умолчав лишь о моих клиентах. Она попеняла мне за
мою наивность, ведь в таких случаях полицейский обязан предъявлять ордер на
обыск. Этот инцидент никак не улучшил наши отношения с Соней. Они постепенно
портились, а если и была вещь, которую я хотела сохранить, так это наша с ней
дружба.
Ее волновала моя все более прогрессирующая
аморальность. Она-то ведь не подозревала, что я больше не позволяю мужчинам
просто пользоваться мной. Если мне кто-то нравился, я всегда была готова
заниматься с ним любовью бесплатно. Но ночью я была только профессионалкой – и
никем другим.
Мы с Соней долго обсуждали эту проблему и
наконец решили: чтобы сохранить нашу дружбу, кому-то из нас нужно уехать.
Вызвалась Соня. Ей повезло: она нашла очень милую квартиру в старом здании на
53-й улице в Восточном районе. Ей там жилось значительно лучше, чем пришлось бы
мне, так как ее соседями были старики, и дом больше походил на богадельню, чем
на дом свиданий.
Я осталась в старой квартире, за которую
теперь могла платить одна, хотя плата поднялась до 285 долларов. Я неплохо
зарабатывала секретарской работой днем и как проститутка ночью. Клиентура у
меня была хорошая, я составила ее с помощью очень довольных связями со мной
мужчин, рекомендовавших меня своим друзьям.
Могу без ложной скромности утверждать,
работала я прекрасно. За последние годы я накопила богатейший сексуальный опыт,
узнала все позы и трюки, доставляющие максимальное удовольствие как мужчинам,
так и женщинам.
