В какое-то мгновенье я забыла о своем решении
никогда не фотографироваться в компрометирующих позах.
Аппаратом «Поляроид» мы сделали много снимков,
один из которых был маленьким шедевром. Туристическое агентство могло бы
включить его в один из своих проспектов. На фотографии была снята я в
тореадорской шляпе Дэвида, сидящая на его члене, справа был Рики, его член я
держала во рту, а слева – Брайан, которого я ласкала опытной рукой.
Худ, фотограф, никогда не занимался групповым
сексом. Он был настолько застенчив, что в подобных ситуациях у него не
получалось эрекции. Поэтому я занялась им наедине попозже.
Во время наших развлечений мне показалось,
будто за нами кто-то наблюдает. Ребята ничего не заметили, они, что называется,
разошлись и плевать хотели на происходящее за пределами комнаты.
Я посмотрела в окно, выходившее на веранду, и
заметила, что одна из створок жалюзи едва движется. Не говоря ни слова, я
освободилась из объятий Дэвида, подошла к письменному столу, стоявшему под
окном, и сделала вид, будто ищу что-то в ящике. Я убедилась, что меня не видно
снаружи, ухватилась за шнур жалюзи и резко его дернула. И очутилась перед
дочерью владелицы пансионата, кислой старой девой лет сорока пяти. Её
обесцвеченные волосы прилипли ко лбу, она аж побагровела от смущения.
– Будьте добры, – сказала я, – впредь не суйте
нос в мои дела, за исключением тех случаев, когда вас пригласят. Кроме того, я
буду вам очень признательна, если вы не причините сильного потрясения любезной
госпоже вашей матушке, то есть не расскажете ей о том, что вы видели.
Она молча смылась, а мы дико расхохотались.
Этот случай задал тон всем беззаботным неделям, которые я провела в компании
этих бродяг.
Они были на Пуэрто-Рико в «продолжительном
отпуске», кое-как перебиваясь здесь по мере возможности, что, впрочем, привело
бы в отчаяние их родителей, если бы те об этом знали. Кстати, все они были
дипломированными юристами, за исключением Дэвида, заблудшей овцы. Из всех них
он оказался самым ненасытным самцом.
Утром мы все шли на пляж, загорали и
дурачились. К четырем часам я оставляла их, чтобы заняться своими делами, и
немного позже опять возвращалась. Мы расслаблялись, занимаясь любовью, а потом
опять отдыхали.
Если же дочь хозяйки и интересовалась
по-прежнему нашими занятиями, то явно остерегалась это афишировать. Едва
завидев мою банду «хиппи», она предпочитала удалиться с видом оскорбленной
добродетели.
Однако однажды утром, вернувшись в пансионат
за забытым кремом для загара, я поняла, что крупно в ней ошибалась.
Поднимаясь по лестнице, я увидела ноги старой
девы, неподвижно стоявшей возле моей кровати.
«О, боже, – подумала я. – Эта проныра нашла
фотографии оргии!» Но потом я вспомнила, что она наблюдала всю сцену. В конце
концов, зачем мешать ей наслаждаться? До тех пор, пока ее мать остается в
неведении, меня это не смущает.
Но когда я неслышно вошла в комнату, то
увидела и саму хозяйку, которая держала фотографии и комментировала наши
разнообразные позы. Честное слово, они, похоже, считали себя такими же
авторитетными сексологами, как Мастерс и Джонсон.
Они настолько увлеклись своим занятием, что
даже не услышали, как я вошла.
– Здравствуйте, – сказала я. – Неплохо
развлекаетесь?
Они обернулись, челюсти у них отвисли. Тут же
бросили фотографии в ящик стола и резко его захлопнули.
– Мадам, – продолжила я, обращаясь к дочери, –
мало того, что вы вмешиваетесь в то, что вас не касается, но, ко всему прочему,
вы развращаете эту почтенную пожилую даму. Вам должно быть стыдно!
Хозяйка и дочь не стали выслушивать
продолжение и, опустив головы, скоренько вышли из комнаты.
Я была разъярена и одновременно спокойна, ибо
они нашли только фотографии. Ведь я спрятала пачки пятидесяти, двадцати– и
десятидолларовых банкнот в разных записных книжках, в чемоданах и даже в
паспорте. Эти деньги составляли солидную часть моего заработка за три месяца.
С помощью некоего Ларри, ставшего впоследствии
моим штатным любовником, я уже переправила в Нью-Йорк крупную сумму. Тем не
менее, оставлять так все эти доллары было небезопасно, так как люди, с которыми
я жила, не отличались кристальной честностью, особенно Дэвид. Достаточно
сказать, что он часто возил нас ужинать в самые дорогие рестораны Сан-Хуана на
угнанном «фольксвагене» и оплачивал наши праздники крадеными кредитными
карточками. Он получал истинное удовольствие от своей нечестности и никогда не
шел праведным путем, даже если такая возможность предоставлялась.
По мере того, как проходили недели, наше
поведение становилось все более беззаботным и распущенным. Мы делали все, что
имело привкус запретного плода, и однажды Дэвид предложил нам расслабиться с
помощью мескалина.
Как я уже не раз говорила выше, я не прибегала
ни к каким стимуляторам, даже к кофе. Поэтому вначале я очень испугалась. Дэвид
меня успокоил, сказав, что все пройдет отлично. Мы примем каждый по одной
таблетке, а действие препарата длится всего восемь-девять часов.
В наркотиках Дэвид разбирался, и мы ему
поверили. Для «экскурсии» мы выбрали пятницу, таблетки приняли в полдень и на
«заимствованном» «фольксвагене» отправились на пустынный пляж в десяти минутах
езды от Сан-Хуана.
Мескалин уже начал действовать, когда мы
прибыли на пляж. Мы выскочили из машины и посрывали с себя всю одежду. Даже
застенчивый Худ раскололся. Вскоре мы уже кувыркались на песке, занимаясь
любовью дичайшим образом. Кто-то пытался фотографировать происходящее, но
аппарат постоянно выскальзывал из рук и в конце концов упал в воду с забавным
бульканьем.
Потом, насколько я помню, мне захотелось
отлить. У меня нет привычки оправляться в присутствии публики, за исключением
случая, когда какой-то маньяк попросил меня сделать это на него. Но в этот день
я настолько разошлась, что воскликнула: «О`кей, парни, я сейчас пописаю!».
Я сделала это здесь же, стоя обнаженной перед
четырьмя парнями, которые, один дурней другого, рыли песок руками.
Казалось, я одновременно и зритель, и участник
фильма, снятого методом ускоренной съемки. Цвета начали смешиваться, солнце
тряслось над нашими головами, как огромный позолоченный шар, море походило на
гигантскую ванну и пульсировало в ритме прилива и отлива. Мы побежали к холмам
и занялись любовью у подножия пальм. Между деревьями извивалась песчаная
дорога, ведущая в маленькую деревню. Пока мы бесновались, как черти, рядом
проехала коричневая автомашина, как бы прибывшая из другого измерения. Негр,
сидевший за рулем, помахал нам рукой и уехал.
