Когда все улеглись, мы подняли подлокотники
наших кресел и, укрытые покрывалами, подползли друг к другу. Я повернулась к
нему спиной, ведь нам нельзя было шуметь и приходилось соблюдать крайнюю
осторожность. Наши тела сплелись… В порыве страсти мой партнер даже пару раз
чуть не упал между креслами.
Вообще было очень сложно заниматься любовью в
перерывах между походами стюардесс, бежавших на различные вызовы, и хождением в
туалет пассажиров. Но сама мысль о том, что мы летим на высоте девять тысяч метров,
возбуждала еще больше.
Несмотря на все неудобства, мы успели трижды
совокупиться с милым итальянцем. Встали мы на рассвете усталые, разбитые и
липкие от спермы.
Все остальное время я приводила себя в порядок
и готовилась к встрече с сестрой и ее мужем Яном. Я видела их всего однажды,
когда они приезжали в Голландию в свадебное путешествие. Тогда Мона наконец
встретилась с отцом.
Как и я, Мона родилась в Индонезии, но ее
мать, великолепная русская балерина, сразу же после развода уехала, и отец
совсем потерял ее из виду.
Впервые увидев Мону и ее мужа, я нашла их
очень красивыми. Я была сопливой 14-летней девчонкой, но уже тогда мне хотелось
Яна. Потомок французских гугенотов, Ян был высоким, прекрасно сложенным, с
черными волнистыми волосами. Одним словом – настоящий африканер, упрямый,
мужественный и уверенный в себе. Работал он инженером на шахте.
Наша встреча в аэропорту была очень сердечной.
Мона стала еще более цветущей, а Ян – еще красивее.
Встречать меня приехала и Деени, девушка, с
которой мы никогда не виделись, лишь переписывались через одну из моих
амстердамских подружек-лесбиянок. Она узнала меня по фотографии, которую я ей
как-то послала.
Деени работала в голландской авиационной
компании КЛМ. Мы обменялись телефонами и договорились встретиться после моего
обустройства, а потом Ян, Мона и я поехали к ним домой.
Через полчаса мы подъехали к прекрасному
белому трехэтажному дому в шикарном пригороде Иоганнесбурга, окруженному
просторными лужайками, где моя девятилетняя племянница и два племянника, шести
и семи лет, играли с собаками – догом и немецкой овчаркой.
Жизнь под жарким солнцем Южной Африки была
очень проста и естественна. Ко мне все относились, как к принцессе, даже
пальцем не разрешали шевельнуть, чтобы помочь кому-то в доме. Дни напролет я
загорала на лужайке у бассейна.
Ночью тем более делать было нечего. В ту пору
в Южной Африке не было телевидения – как говорили, из-за правительства,
проводившего политику апартеида. Единственное развлечение – пригласить на обед
кого-нибудь из соседей. Первые две недели по вечерам я слушала в салоне
классическую музыку и присматривала за детьми, когда сестру с мужем приглашали
на обеды или приемы. Ночью лишь стрекот сверчков и пение птиц нарушали мертвую
тишину…
В такие моменты от мысли, что я единственный
взрослый человек в доме, мною овладевала черная меланхолия и сильная тоска по
родине. Чтобы как-то убить время, я писала длинные письма родителям и друзьям.
Я очень соскучилась по сильному мужскому телу,
мне были необходимы ласки и, скажем прямо, сексуальное удовлетворение. В
Амстердаме я привыкла заниматься любовью с моим другом, как минимум, раз в
неделю и раза два по воскресеньям, а теперь была лишена даже самой малости.
Я уже начала страдать от отсутствия регулярных
связей, мне отчаянно необходим был хороший любовник. Об онанизме говорить не
хочу, этим я занималась очень редко. К сожалению, вокруг меня не оказалось ни
одного свободного мужчины, за исключением африканских слуг, а они меня не
интересовали. К тому же не следует забывать, что те, кто переступал расовую
границу, рисковал угодить на 9 месяцев в тюрьму.
То, о чем я сейчас расскажу, в общем-то
аномально. Я полностью это осознаю, однако обязана быть честной по отношению к
самой себе, поэтому не намерена ничего скрывать.
Однажды я, как обычно, лежала у бассейна и
думала, что могу сойти с ума, если еще некоторое время останусь без мужчины.
Вдруг я обратила внимание на немецкую овчарку, лежавшую рядом со мной. Пес
как-то странно себя вел. Он приставал ко мне со дня моего приезда. Почти неделю
он не отходил от меня и все время обнюхивал. Можно подумать, у него был
обостренный нюх на секс. Я уже больше не могла себе позволить оставаться
деликатной и решила, что этот пес будет моим первым южноафриканским любовником!
Все равно, нормально это или нет.
Я стала тихонько ласкать его рукой между
задних лап. Сразу же у пса произошла эрекция, он поднялся на ноги и влюбленно
посмотрел на меня.
Разумеется, эта любовная сцена не
предназначалась для любопытных глаз прислуги.
Мы с овчаркой отправились в кабинет моего
шурина. Я закрыла дверь на ключ. Кого-то это, возможно, шокирует, но в тот
момент я считала, что ситуация хоть и совершенно ненормальна, но иного выхода
нет, настолько я была сексуально озабочена.
Я приспустила трусики бикини и придвинула к
себе морду пса, чтобы он почувствовал мой запах. Одновременно я взяла рукой его
половой орган и увидела его – такой красный и блестящий во всю величину. Это
зрелище, казалось, сводит меня с ума.
Я стала позади пса и расставила ноги. Мой
клитор как раз касался того места, где начинался собачий хвост. Я начала
двигаться взад-вперед и одновременно ласкать его член.
Животное было молодым и сильным. Пес шумно
задышал, его язык вывалился из пасти. Когда он взглянул на меня своим молящим
взглядом, я поняла, что собаку не зря называют лучшим другом человека. За
несколько минут я дважды успела кончить.
Ну, а бедному псу не досталось ничего. Я стала
рядом с ним, продолжая массировать его член. Меня разбирало страшное
любопытство: чем же все это кончится? Даже с чисто медицинской точки зрения? Я
стала на колени, чтобы лучше все видеть. Наконец, струйка похожей на теплую
воду собачьей спермы брызнула на мои руки. Пес разочарованно взглянул, улегся и
сейчас же уснул.
Пусть этот эпизод и не слишком отвечает
чьим-то представлениям о приличиях, однако обе стороны хоть ненадолго испытали
облегчение.
Спустя два дня после истории с собакой мне
поручили присмотреть за детьми, так как их родителей пригласили на свадьбу.
Сначала мы с ребятами играли, а потом пошли купаться в бассейн.
