– Разве у крыс бывает эпилепсия? – спросил Харви.
– Мы даем им препарат GW 2937.
– Я не знаю такого лекарства.
– И не узнаешь. Это экспериментальный препарат от Грауэра. Его разработали от бессонницы, но обнаружилось, что он вызывает эпилепсию. Очень неприятная штука эта эпилепсия. В особенности та, что у этой бедняжки.
– Разве status epilepticus такая уж редкость? – осведомился Харви.
Данс задумчиво посмотрел на больную:
– Печально. Такая красивая.
– Печально, что мало таких, как она, – сказал Харви.
Данс подозрительно взглянул на него, потом его слюнявые губы расползлись в широкой улыбке.
– Красивых девушек? Да, конечно! А то я было подумал, что ты имел в виду больных со status epilepticus.
Харви ничего не сказал.
25
Среда, 24 октября
Клиника Принца-регента располагалась на взгорье, в полумиле от скалистых утесов на восточной окраине Брайтона. Из палат, выходивших на юг, через крыши домов в викторианском стиле открывался великолепный вид на Ла-Манш, а из северных окон была видна деловая часть города и брайтонский ипподром. Большинство же окон было обращено на запад – на промышленную зону – и на восток – на многоэтажный госпитальный гараж.
Клиника начала свое существование в начале XIX века как приют для инвалидов морского флота. С постоянными достройками каждое десятилетие приют вырос в самую большую провинциальную больницу в Англии, а со студенческим крылом имени принцессы Уэльской, хорошо вписавшимся в общую конструкцию комплекса, он вскоре стал полностью оперившейся учебной клиникой Суссекского университета.
Центральным блоком клиники было мрачное здание из серого камня, с крытой шифером крышей и портиком, по одну сторону которого стояла позеленевшая статуя принца-регента, а по другую – столь же позеленевшая статуя королевы Виктории. По обеим сторонам тянулись разнородные здания, соединенные друг с другом коридорами без окон и переходами, где разместились магазины, наиболее старые палаты и всевозможные конторы.
На задворках располагались прачечная, морг и отделение патологии, а также несколько научно-исследовательских лабораторий и незаметное здание, где содержались животные, а еще дальше – крыло королевы Елизаветы II, мрачная двенадцатиэтажная башня – там находились общие палаты, отделение интенсивной терапии, родильное отделение и блок из девяти операционных.
Больницы выводили Кэт из душевного равновесия. Они вызывали воспоминания и страхи, которые она предпочла бы забыть, они напоминали ей о собственной смертности, а жизнь и без того, считала она, небезопасная штука. Ей не нравились ни больничные здания, ни запахи в них, ни беспомощность больных. В детстве она дважды попадала в больницу в Бостоне: один раз, когда ей было семь лет, для удаления миндалин, и в десять лет – на операцию аппендицита. Врачи, также как и сестры, относились к ней ласково, но они не могли ни облегчить боли, ни уменьшить ее страхов.
Когда Кэт въезжала по пандусу на своем «фольксвагене» в гараж, открылась крышка бардачка. Она с размаху захлопнула ее, крышка открылась снова, и оттуда ей под ноги высыпалась груда парковочных билетиков.
Первый уровень был полон, следующие три – тоже, и ей пришлось подняться на последний уровень – из темноты в неистовство солнечного света. Тут она нашла себе местечко. Вокруг завывал ветер, и ей пришлось наклониться вперед, чтобы противостоять ему. Ветер пытался сорвать с нее пальто, и оно развевалось, словно парус, волосы били по лицу, она даже почувствовала боль у корней волос.
Кэт направилась вниз по каменному колодцу лестницы, где пахло мочой, мимо надписи, сделанной краской из пульверизатора: «Морг – удел каждого», прошла через тяжелую противопожарную дверь. Там было полным-полно указателей: «Палата Мендельсона», «Палата королевы Виктории», «Микробиологический анализ», «Гистопатология», «Дневные сиделки», «Отделение неотложной терапии», «Родовое отделение», «Травматология», «Справочная».
Кэт рывком распахнула массивную, обшитую по краям резиной дверь, ведущую в темный коридор, где пахло пирогом с изюмом и миндалем, капустой и подгоревшим растительным маслом, чад клубился через открытую дверь. Она поняла, что спустилась слишком низко. Санитарка катила мимо нее металлическую тележку с постельным бельем. С кольца, пристегнутого к петле ее пояса, свисала связка ключей. Кэт прошла дальше, подошла к подножию какой-то лестницы и увидела в конце еще одного коридора справа бурную деятельность: работники сортировали, нагружали на тележки и куда-то увозили груды постельного белья.
Она поднялась по лестнице, прошла через двойные двери и оказалась в комнате ожидания. Там же за стойкой бойкая и энергичная девушка выдавала справки. Кэт спросила ее, как найти доктора Мэттьюса.
– У нас два доктора Мэттьюса, – ответила девушка. – Доктор Уильям и доктор Говард.
Кэт развернула копию свидетельства о смерти: «Г. Мэттьюс».
– Доктора Говарда, – сказала она.
Девушка взглянула куда-то под стойку.
– Он в отделении интенсивной терапии. Седьмой этаж.
Кэт поблагодарила ее, прошла по коридору к лифтам и нажала кнопку. Там пахло не то дезинфекцией, не то еще какой-то химией. На пробковой доске объявлений висел плакат, взывающий к донорам. Металлическая дверь лифта открылась со второй попытки. В лифте болтали две медсестры, с ними был мужчина средних лет, в красном пестром халате, со свернутой в трубочку газетой. Кэт вошла, за ней молодой санитар вкатил небольшую тележку, уставленную хирургическими инструментами, и весело поздоровался с сестрами.
Кэт вышла на седьмом этаже и, следуя указателям, зашагала по покрытому серыми дорожками коридору. Пройдя через двойные деревянные двери со стеклянным верхом, она оказалась в небольшой приемной. За бамбуковой ширмой стояло несколько удобных по виду кресел, торговый автомат, фонтанчик с питьевой водой и телефон-автомат с пластиковым конусом над ним. Через открытую дверь Кэт разглядела маленькую пустую комнатку с единственной койкой, застеленной покрывалом пурпурного цвета.
За стойкой регистрации никого не было. На зеленом экране компьютера со строками технических терминов, которые не имели для Кэт никакого смысла, мигал курсор. Уголок был тихим и уединенным, будто вырванным из общей суматохи клиники. Через металлические решетки покрытого пенопластовыми панелями потолка с шипением выходил теплый воздух. Медперсонал бесшумно сновал по коридорам, неспешно, деловито. Совсем как в отделе новостей, где не покидает ощущение, что находишься в центре событий и сам задаешь темп. Даже часы на стене такие же, как во всех учреждениях, – с большой секундной стрелкой.
Спустя минуту ее заметила медсестра и подошла к стойке регистрации. Это была негритянка с залаченными, коротко подстриженными волосами и мягким, приветливым лицом. С лацкана ее сине-белой униформы свисали блестящие часы на цепочке, в руке она держала блокнот.
