– Нет проблем.
Бармен наконец-то принял его заказ. Ройбак помог Гленну донести стаканы до места. Пьянка была в самом разгаре, и с пивом в руках стоять было невозможно – обязательно кто-нибудь толкнет, и пиво разольется. Гленн уже потерял треть выпивки.
– Пойду подышу, – раздраженно сказал он.
– Пойдем вместе.
Они вышли на улицу. Был липкий душный вечер, только начинало темнеть. Мимо протарахтел автобус.
– Думаешь, между этими двумя исчезновениями есть связь? – спросил Гленн.
– Чутье подсказывает, что есть. Слишком много похожего.
Гленн отхлебнул пиво. Он не испытывал никаких затруднений в общении с лондонским детективом – будто они были давними друзьями, а не один раз разговаривали по телефону. Мимо прошли две девушки в юбках, длина которых почти достигала границы, дозволенной законом для улицы.
– День, когда перестану на них смотреть, будет днем моей смерти, – сказал Ройбак.
Гленн улыбнулся:
– Сколько ты в полиции?
– Тринадцать лет. Девять в уголовном розыске. А ты?
– Четыре. Два в уголовном розыске. Я новенький в этой песочнице. – Он снова улыбнулся. – Ты сказал, что тебе чутье подсказывает, что эти случаи связаны. Похоже, многое в полицейской работе зависит от чутья, верно?
– Да. – Ройбак отпил пива и вытер рот тыльной стороной ладони. Мимо на спортивных мотоциклах проехали трое юнцов. Гленн и Ройбак проследили за ними взглядом и переглянулись. Ройбак продолжил: – Да. Чутье… интуиция… догадка по косвенной информации… – Он поскреб голову. – Хорошие детективы полагаются на чутье. – Он выудил из кармана пачку сигарет и предложил Гленну закурить.
– Не курю, спасибо. Бросил.
Ройбак прикурил. Запах табака был приятным, не то что чад внутри паба. Гленн спросил:
– У тебя было когда-нибудь так, что чутье тебе подсказывает то, что ты не имеешь возможности доказать? Ну, например, когда ты не можешь убедить свое начальство, что дело стоит расследовать дальше?
– Да. – Ройбак затянулся, затем взял сигарету большим и указательным пальцами. – Пару раз.
– И что ты сделал?
Ройбак пожал плечами:
– Отступился.
– У тебя никогда не было такого дела, от которого ты не мог отступиться?
– В полиции другой порядок. Если я начну расследовать все, что мне хочется, мне никаких рабочих смен не хватит.
– А у меня есть дело, от которого я не могу отступиться, – сказал Гленн.
Ройбак смерил его странным взглядом – наполовину любопытным, наполовину настороженным.
– Что за дело?
– Внезапная смерть. Я обнаружил ее на прошлой неделе. Все убеждены, что это самоубийство, но я думаю иначе.
– Почему?
Гленн глотнул пива.
– Начну с начала. Ты знаешь Кору Барстридж, кинозвезду?
– Умерла на прошлой неделе.
– Я нашел ее в ее собственной квартире, с пластиковым пакетом на голове.
Ройбак сморщил нос:
– Не лучший способ уйти из жизни. Приходилось видеть таких самоубийц. Сколько она там пролежала?
– Пару дней.
– Погоди, еще придется разбираться с трупами, пролежавшими пару недель.
Гленн с содроганием вспомнил о теле из Шорэмской гавани.
– Вот уж спасибо.
– Не за что. Ну так что там с ее самоубийством?
– Ничего такого, что убедило бы моего шефа. Просто в день убийства она пошла в магазин и купила дорогой детский комбинезончик, но не послала его внучке. В ее квартиру проник посторонний – его видела соседка, – но он ничего не взял. Почему она покончила с собой меньше чем через сорок восемь часов после того, как получила награду Британской академии кино и телевидения за заслуги в области кинематографии?
Ройбак задумчиво посмотрел на Гленна:
– Возможно, всему этому существуют разумные объяснения. Это все, что у тебя есть?
– Скажи, Саймон, тебя бы зацепила эта информация, если бы ты оказался на моем месте?
– То, о чем ты мне рассказал?
– Да.
– Я подождал бы результатов вскрытия и для надежности вызвал бы криминалистов для обработки квартиры. И тогда уже посмотрел бы, что я имею. Думаю, я постарался бы убедить себя в том, что это самоубийство.
– Я не рассказал самого главного. Много лет назад у Коры была актриса-соперница – Глория Ламарк. Ты ее и не вспомнишь, если только ты не заядлый любитель кино.
Ламарк. В голове отзывался звоночек на это имя, но Саймон Ройбак, хоть убей, не мог вспомнить почему.
– Ламарк. Как по буквам?
Гленн продиктовал. Лицо детектива выражало сосредоточенность.
– Ну так вот, у нее была соперница, Глория Ламарк. В шестьдесят шестом они обе претендовали на главную роль в фильме «Зеркало на стене». Роль получила Кора Барстридж и номинировалась за нее на премию киноакадемии. До недавнего времени я фильма не видел, но вчера удалось достать запись, и я его посмотрел. Там Кора играет актрису, страшно изуродованную в результате автокатастрофы, и одна из ее реплик звучит так: «Я больше не могу смотреть на себя в зеркало». Точно такие же слова были в ее предсмертной записке. Больше того, там были только эти слова.
Ройбак внимательно всмотрелся в лицо Гленна:
– Думаешь, это могла сделать Глория Ламарк?
Гленн покачал головой:
– Глория Ламарк ненавидела Кору Барстридж, но она не могла этого сделать. Она умерла три недели назад – отравилась таблетками. Странное совпадение, верно? Они умерли одна за другой в течение трех недель.
Ройбак снова затянулся сигаретой. Ламарк. Ламарк. У него было чувство, что это имя ему знакомо, но он не был до конца в этом уверен.
– У тебя завтра дежурство?
– Да. В десять я поеду на кремацию Коры Барстридж, потом вернусь на службу. А что?
– Устал я сегодня, и еще хочу заехать в участок проверить кое-что. Извини. Поговорим утром. Рад был познакомиться.
– Я тоже.
Гленн отнес оба стакана – свой и Саймона – в паб. Ему было интересно, на какую мысль навело его нового знакомого упоминание о Глории Ламарк. Медленно и неохотно он поднялся по лестнице и присоединился к празднующим.
89
Майкл сидел за своим столом в Шин-Парк-Хоспитал с телефонной трубкой в руках. Перед ним лежала раскрытая на первой странице медицинская карта доктора Джоэля.
В трубке звучала запись: «Доктор Сандаралингем не может сейчас подойти к телефону. Пожалуйста, оставьте сообщение, и он вам перезвонит».
