Но сегодня она, похоже, не способна сосредоточиться на телевизоре.
Оливер Кэбот меня вылечит.
Я должна поверить ему.
А если у него не получится?
Она посмотрела на Алека. Что будет с тобой? Ты окажешься в лапах Росса!
– Давай, мамочка! Еще разок?
– В постель! – заявила она.
– Ох! Мамочка! Ну, пожалуйста! – Когда он строил такие рожицы, она всегда таяла.
– Ладно. Последний раз – и спать, идет?
– Да-а-а-а-а!
Алек начал складывать детали в коробку, готовясь к следующей игре. Видя, что сынишка отвлекся, Вера прикрыла глаза рукой и попыталась помолиться про себя. Вчера ночью она вспоминала «Отче наш» и три раза перепутала слова. В детстве она каждый вечер перед сном молилась за отца, но с каждым днем ему становилось чуть хуже. Один раз, задолго до папиной смерти, Вера сказала Богу, что она очень разочаровалась в Нем; и если Он хочет, чтобы она снова начала молиться, пусть подаст ей знак, сделав что-то хорошее для папы.
Но вчера ночью, когда ей было совсем плохо, она снова начала молиться.
В холл выбежал Распутин, возбужденно лая. На секунду ей показалось, что пса разбудил Алек, но лай не прекращался.
– В чем дело, малыш? – спросила она.
В замке скрипнул ключ, дверь открылась, послышался мужской голос:
– Привет, дружок! Распутин! Эй, привет!
Росс?
Она весь день пыталась до него дозвониться, но какого черта он явился домой? Сегодня среда. Он обычно остается в Лондоне до пятницы.
Как только он показался на пороге кухни, Алек, радостно крича, бросился ему навстречу:
– Папа! Папочка!
Росс подхватил сына на руки, подбросил вверх. Зрелище рассердило Веру. Десять дней назад Росс сильно ударил его, а теперь обнимает, а Алек, кажется, все забыл.
– Привет, большой парень! Всю неделю тебя не видел! Как я по тебе скучал! Как ты вырос! Я не видел тебя девять дней, и ты вырос на целую голову! Теперь ты не просто большой парень, ты настоящий великан! – Он поставил сынишку на пол, и лицо его тут же омрачилось.
– Разве ему не пора быть в постели? Восьмой час. – Он бросил обвиняющий взгляд на Веру, которая так и осталась сидеть за столом.
– Я тебя не ждала. – Она тут же пожалела о случайно вырвавшихся словах.
– Вижу. Так вот что бывает среди недели, когда меня нет дома. Вся дисциплина тут же улетучивается.
– Росс, почему ты не отвечал на мои звонки?
– Восьмой час. Почему он еще не спит?
Вера взглянула на Алека. Меньше всего ей сейчас хотелось, чтобы сынишка стал свидетелем их ссоры, но она твердо решила не сдаваться. Спокойно, но твердо она ответила:
– Мы собирались сыграть еще один раз, а потом он пойдет спать. Твой ход, Алек.
– Нет, он пойдет спать сейчас – немедленно! – Росс был в ярости. Он огляделся, ища, на что бы еще разозлиться. Долго искать ему не пришлось. – Почему в раковине грязные тарелки? Они что, остались от обеда? Значит, когда ты меня не ждешь, ты живешь неряхой! Ты позволяешь моему сыну ложиться, когда ему заблагорассудится, и оставлять после себя беспорядок?
Словно не слыша слова мужа, Вера сказала Алеку:
– Мы играем еще раз. Ходи первым, милый. – Затем, сохраняя тот же спокойный голос, как бы обращаясь к ребенку, она сказала, подняв глаза на Росса: – Иди отдохни в кабинете, а я принесу тебе виски.
Она начала подбирать кусочки мозаики; уголком глаза она видела, что Росс нерешительно мнется на пороге.
– Я три раза просила Люсинду передать, чтобы ты перезвонил, – продолжала она. – Один раз вчера и два раза сегодня. А еще я оставила два сообщения для Джулса Риттермана. Мне очень хочется знать, почему вы оба не сказали мне правду, не сказали, что со мной. – Она мельком посмотрела на Алека, но мальчик, казалось, был всецело поглощен игрой.
Но, несмотря на игру, он все равно спросил:
– А что с тобой, мамочка?
Вера подняла взгляд на Росса:
– Может, ты ему скажешь?
– Мне нужно отправить пару срочных писем. – Росс в бешенстве крутанулся на каблуках и почти выбежал из кухни.
Через сорок минут Вера погасила свет в детской и закрыла дверь. Потом спустилась вниз, вошла в кабинет Росса и также закрыла за собой дверь. Росс, сидевший за компьютером, продолжал смотреть на монитор и что-то набирал на клавиатуре.
– Почему ты не сказал, что я умираю? – спросила Вера. – Почему наговорил море ерунды об антибиотиках и не сказал правды о капсулах, которые я принимаю?
Он поставил на столешницу знакомый ей контейнер с капсулами и ткнул в него пальцем. В голосе его больше не слышалось злобы, только обида.
– Ты их не принимаешь, Вера. Лекарство валялось у тебя в сумочке; я только что пересчитал капсулы. Ты не принимала их ни вчера за обедом и ужином, ни сегодня.
– Кто дал тебе право рыться у меня в сумке?
– А кто тебе дал право не принимать эти капсулы?
– Я имею полное право, черт возьми, не принимать их!
– Ты ошибаешься. Ты моя жена и мать Алека, и у тебя есть обязательства перед нами обоими – особенно перед ним. Вера, ты обязана остаться в живых. Нельзя родить ребенка, а потом бросить его!
– Почему ты лгал мне?
Росс вскочил и остервенело стиснул кулаки.
– Ах ты, сука! За двенадцать лет я ни разу не изменил тебе, шлюха! Ни разу!
Он подскочил к Вере, и она отступила, уверенная в том, что он сейчас ее ударит.
Но неожиданно он залился слезами.
– Я люблю тебя, Вера! Мне невыносимо думать о том, что я могу тебя потерять… Я и помыслить не могу о том, что ты, возможно, умираешь. Я просто хотел сделать для тебя все, что в моих силах, вот почему я ничего тебе не сказал. Понимаешь? – Он обнял ее, прижался к ее щеке мокрым от слез лицом. – Я хочу, чтобы ты принимала это лекарство, потому что оно дает больше всего шансов на выживание. Не желаю, чтобы тебя… – Он вовремя осекся. Она не должна знать о Хью Кейвене, он не должен выдавать себя. – Не хочу, чтобы тебя вводили в заблуждение и ты была уверена в том, что можешь победить болезнь, ничего не делая. – Он снова осекся. – Кстати, от кого ты узнала о своей болезни? От Джулса Риттермана?
Она почувствовала, как он сильнее прижимается к ней, и, несмотря на гнев и ненависть к нему, ей вдруг стало его жаль. Несчастный человек! В детстве его так ужасно изуродовали, что он почти не может об этом говорить. Он изуродован своими амбициями, изуродован собственными оголенными нервами, которые отказываются сдерживать его эмоции и подавлять взрывы бешенства.
Его мать умерла, когда он был еще ребенком, а негодяй отец скончался от сердечного приступа, когда Россу было двадцать с небольшим.
