Джослин Лэинг уложил лютню в кожаный чехол и едва заметно кивнул блондинке, выходившей из комнаты. В этот вечер он получил предложение разделить постель от нескольких женщин. Радостное возбуждение, витавшее над собравшимися на свадьбу, и особенно вид обнаженных новобрачных заставил? — многих пуститься на поиски собственных наслаждений.
Певец был очень красив собой: горящие огнем темные глаза с густыми ресницами, темные вьющиеся волосы, великолепная кожа, волевой подбородок.
— Ты занят сегодня? — со смехом спросил его один из певцов.
Джослин улыбнулся, но не ответил.
— Завидую тому, у кого есть такая невеста. — Еще один музыкант кивнул в сторону лестницы.
— Да, она очень красива, — согласился Джослин. — Но существуют и другие.
— Но они не так прекрасны. — Музыкант придвинулся к своему приятелю, — Некоторые из нас назначили свидания подружкам невесты. Если хочешь, присоединяйся.
— Нет, — ответил Джослин. — Не могу.
Музыкант лукаво взглянул на Джослина, уложил свой псалтерион
[3]
и ушел.
Когда в зале воцарилась тишина и пол застелили соломенными тюфяками, на которых должны были спать приближенные слуги и наименее значимые гости, Джослин направился к лестнице. Он спрашивал себя, неужели той женщине, с которой у него было назначено свидание, удалось получить отдельную комнату. Элис Вейланс не была богата, и, хотя ее красота дарила ей замужество с графом, она не принадлежит к высокородным гостям. Этой ночью замок был переполнен, и только жениху и невесте было предоставлено отдельное помещение. Остальные разместились в солярии на женской половине или в спальне хозяина на огромных кроватях — до восьми футов шириной, — опущенный полог которых превращал их в отдельные комнатки.
Джослин без всяких происшествий добрался до расположенных в стороне покоев, предназначенных для незамужних дам. Несколько мужчин уже успели проскользнуть в дверь. Джослин заметил, как раздвинулся тяжелый полог, и между шторами появилась голова блондинки. Он быстро подошел к ней. Ее вид вызвал в нем желание. Элис жадно протягивала к нему руки, ее страсть казалась сродни ярости. Все попытки Джослина продлить любовную игру наталкивались на сопротивление. Она была подобна урагану, принесшему с собой молнии и гром.
Когда они кончили, она своим видом дала понять, чтобы Джослин не дотрагивался до нее. Всегда чутко отзывавшийся на настроение женщины, он подчинился ее невысказанному желанию. Однако у него вызвало удивление ее нежелание продолжить ласки. Он начал торопливо собирать разбросанную одежду.
— Через месяц я буду замужем, — тихо проговорила она. — И тогда ты придешь в замок моею мужа.
Он ничего не ответил на это Они оба знали, что он будет там. Но Джослину стало интересно, скольким мужчинам она сделала подобное предложение.
Джудит ощутила теплое прикосновение первых лучей солнца. Она попыталась спрятаться от них, но что-то мешало повернуться. Она лениво открыла глаза, увидела над собой незнакомый полог и сразу все вспомнила. Краска залила ей щеки. Казалось, даже ее тело покраснело.
Джудит повернула голову и, взглянув на противоположный край кровати, увидела спящего мужа. Его короткие темные ресницы были густыми, щеки покрывала отросшая за ночь щетина Во сне его черты не выглядели такими резкими. Создавалось впечатление, что расслабилась даже ямочка на подбородке.
Гевин лежал на боку, лицом к Джудит, и она позволила себе повнимательнее рассмотреть его. Мышцы образовывали четко очерченные выпуклости, на руках особенно выделялись бицепсы. Глаза Джудит задержались на его плоском животе, потом опустились ниже. То, что она увидела, не показалось ей чем-то сильным и огромным, но пока она смотрела, его плоть стала увеличиваться в размерах.
У нее перехватило дыхание, и она, подняв глаза, встретилась с Гевином взглядом. Он уже проснулся и наблюдал за ней. С каждым мгновением его глаза становились все темнее. Он уже не был расслабившимся мальчиком-юношей, он превратился в объятого страстью мужчину. Джудит попыталась отодвинуться, но Гевин продолжал держать прядь ее волос. Однако хуже всего было то, что Джудит не хотелось сопротивляться Она уговаривала себя, что должна ненавидеть его, и в то же время вспоминала, какое испытывала наслаждение, когда он ласкал ее.
— Джудит, — прошептал Гевин, и звук его голоса вызвал трепет во всем ее теле.
Он поцеловал ее в уголок рта. Ее руки слабо уперлись в его плечи, но это легкое прикосновение к нему заставило ее закрыть глаза и сдаться. Он целовал ее щеки, мочку уха. Потом, когда ее дыхание стало прерывистым, нашел ее губы. Его язык нежно дотронулся до ее языка. Она отпрянула, ошеломленная. Он понимающе улыбнулся ей. Прошлым вечером Джудит решила, что познала все, что следовало знать об отношениях между мужчиной и женщиной. Теперь же она поняла, что ей почти ничего не известно.
Он притянул ее к себе, провел кончиком языка по губам, задерживаясь на секунду возле уголков рта. Она разжала зубы навстречу его языку и попробовала его на вкус. Он оказался гораздо слаще самого сладкого меда: одновременно и горячим, и холодным, и мягким, и твердым. Взяв пример с мужа, Джудит принялась исследовать его рот. Она забыла о смущении, она уже не представляла, что включает в себя это понятие.
Гевин провел языком по ее шее, и Джудит, поддавшись неосознанному порыву, закинула голову. Когда его губы коснулись ее груди, она вскрикнула. У нее возникло ощущение, что она сейчас умрет от этой сладко-невыносимой муки. Она, попыталась притянуть к себе его лицо, приникнуть к нему губами, но он засмеялся, и его смех заставил ее затрепетать. Возможно, она действительно принадлежит ему.
Когда ей стало казаться, что она вот-вот сойдет с ума, он лег на нее. Его рука ласкала ее между ног до тех пор, пока она не задрожала. Он вошел в нее, и она закричала, потому что это не принесло облегчения. Она обхватила его ногами и задвигалась ему навстречу. Наконец, когда Джудит думала, что сейчас взорвется, ее охватили спазмы, которые освободили ее от сладкой пытки. Гевин забился на ней и так крепко прижал ее к себе, что она едва не задохнулась. Но в тот момент ее не волновало, вернется ли к ней когда-нибудь способность дышать или нет.
Час спустя вошли горничные, которые должны были помочь Джудит одеться, и разбудили молодую чету. Джудит заметила, что ее тело обвилось вокруг тела Гевина. Мод и Джоан отпустили несколько замечаний по поводу страстности своей госпожи. Простыни были сбиты, белье съехало на пол. Беличье одеяло валялось в другом конце комнаты, возле камина.
Горничные помогли Джудит принять ванну. Перекатившись на бок, Гевин лениво наблюдал за этим действом.
Джудит не смотрела на него, она просто не могла поднять глаза, потому что пребывала в страшном замешательстве. С одной стороны, этот мужчина был ей неприятен, он олицетворял собой все, что она ненавидела, — бесчестие, ложь, алчность. Но с другой стороны, она забывала о гордости, когда он дотрагивался до нее. Она дала ему — и Богу — клятву, что он ничего не получит от нее. Но он взял больше, чем она согласна была отдать.
