Она словно открывала для себя неизведанный мир. Ее жизнь всегда была серой и безрадостной, и она так истосковалась по настоящей ласке. Она забыла, что должна считать Тирля своим врагом, и полностью расслабилась в его руках, сама поворачивала голову, подставляя ему лицо для поцелуев. Теперь ее руки уже не стучали по его широкой спине, они сплелись вокруг него и сжимали так крепко, как только могли.
Зарид всегда вела простой и грубый образ жизни. Она не была благовоспитанной и чувствительной, барышней, чья юность проходит большей частью за пяльцами. Зато она с раннего детства привыкла скакать на лошади, сжимая в руке стальной клинок. Она выросла в поклонении культу силы и храбрости.
Когда она почувствовала, как по всему ее телу разливается желание, она с воодушевлением приветствовала его. Ее язык скользнул в рот Тирля, а ногами она крепко оплела его бедра.
Когда он почему-то попытался оторвать ее от себя, она не отпустила его, и когда он перекатился на спину, стараясь сбросить ее, она оказалась лежащей поверх него.
Тогда он грубо схватил ее за плечи и отстранил от себя. Он лежал на спине и смотрел на нее с выражением крайнего изумления.
— Кто научил тебя этому? — спросил он, и в его голосе слышался плохо скрытый гнев.
Она не сразу смогла стряхнуть с себя сладкое наваждение и вспомнить, где она, кто она, и кто он. Она возвышалась над ним, ее ноги как бы обнимали его бедра, то есть, она занимала ту же позицию, которую он занимал по отношению к ней раньше, при этом она чувствовала, что это положение «над» нравится ей даже больше, чем прежнее «под».
— Чему научил? — Она одарила его улыбкой. Но он не улыбнулся в ответ, а вместо этого отшвырнул ее в угол кровати и поднялся на ноги.
— Тебя мог научить этому только какой-то мужчина. Не был ли это Кольбран? Когда вы были с ним на том пруду, вы только купались или занимались еще кое-чем?
Она была захвачена врасплох этой вспышкой ярости, и сама начала было злиться на него, но усилием воли заставила себя успокоиться и легла обратно на подушки.
— Ничему он меня не учил. Я знаю то, что знаю.
Тогда он схватил ее за талию, стащил с кровати и поставил прямо перед собой.
— Ты можешь не желать быть моей женой, но если я только замечу, что ты заглядываешься на других мужчин, я… я… — он запнулся.
— Договаривай же. Что ты сделаешь? — прошептала она.
Он отпустил ее и молча смотрел на нее несколько секунд.
— Обувайся и спускайся вниз. А то ужин совсем остыл.
Оставшись одна, Зарид обхватила себя руками и закружилась по комнате так стремительно, что тяжелая бархатная юбка развевалась вокруг ее ног, будто была легче пуха.
— Прикажете подавать ужин, милорд?
Тирль встрепенулся и оторвал взгляд от своего кубка с вином.
— А, Маргарет. Я и не заметил тебя. Она еще не спускалась?
— Нет, — медленно произнесла Маргарет. — Думаю, у нее опять затруднения с самостоятельным одеванием.
— Все-то ты знаешь. Ничто не скроется от твоего зоркого глаза. — Он улыбнулся женщине, которая была приставлена к его матери, когда они обе были еще девчонками. На руках у Маргарет его мать и скончалась.
— Не нужно обладать таким уж зорким зрением, чтобы заметить, что вы просто сам не свой от любви к ней.
— Зато она меня терпеть не может, — ответил он угрюмо.
Услышав это, Маргарет чуть не прыснула со смеху.
— Девушка, которая посылала вам полные страстного томления взгляды во дворе, не похожа на снедаемую ненавистью.
— Да ты бы слышала, как она разговаривает со мной. Да, иногда она чувствует ко мне влечение, когда я целую ее и говорю ей комплименты, но испытывать подобное влечение она способна по отношению к любому мало-мальски привлекательному мужчине. — Он сердито засопел. — Она даже мои ласки готова принимать поэтому, хотя и считает меня уродом. — Он посмотрел на Маргарет. — Она из Перегринов.
Лицо Маргарет сразу посерьезнело. Она приблизилась к Тирлю и положила руку ему на плечо.
— Вы всегда были хорошим и добрым мальчиком. То, что вы женились на этом существе неопределенного пола, чтобы положить конец фамильной вражде — очень благородно с вашей стороны.
— Я смошенничал, чтобы склонить ее к замужеству, — выпалил он. — И о фамильной вражде при этом я думал меньше всего. Я женился на ней, потому что она нужна мне.
— Понятно. Но близости у вас с ней еще не было. Тирль молчал некоторое время.
— Именно так, — наконец выговорил он, и снова надолго замолчал, уставившись на свой кубок с вином.
Маргарет пододвинула стул и уселась рядом с Тирлем. Она относилась к нему как к сыну, которого ей всегда хотелось иметь.
— Я наслышана об этих Перегринах. Они действительно такие варвары, как мне говорили?
— Хуже во много раз.
— В таком случае немножко нежности по отношению к этой девочке не повредит. Наверняка приятная музыка и ласковые слова помогут победить ее упрямство. Если вы предстанете перед ней в своем настоящем обличье, таким, как вы есть на самом деле, она, без сомнения, полюбит вас.
— Я пообещал ей послать королю прошение о расторжении нашего брака. И мне придется сдержать слово.
— А вы сказали ей, когда именно отправите посыльного с письмом?
Тирль улыбнулся ей.
— Нет, еще не говорил. Но я поклялся, что она получит свободу, а это подразумевает, что я не имею права касаться ее.
Маргарет засмеялась.
— А вам никогда не приходило в голову, что есть на свете вещи гораздо более приятные, чем времяпрепровождение в постели?
У Тирля мелькнула мысль, не рехнулась ли она.
— Эта малышка в испуге отшатнулась, едва я только коснулась однажды ее руки, — продолжала Маргарет — Я видела, как она жадно пожирала глазами мое платье. Она, вынужденная пялить на себя свои мальчишеские тряпки, изголодалась по всему женскому. Думаю, розы смогут покорить сердце вашей прекрасной дамы.
— Розы?
— А еще музыка и любовные стихи, шелк и бархат, и нежные поцелуи Все это растопит ее ледяную броню:
Тирль долго задумчиво смотрел на женщину, осмысляя услышанное. Он хорошо помнил, как Зарид реагировала на его поцелуи. Возможно, он вовсе не так ей противен, как она утверждает. Нет, нельзя позволять мукам ревности отравлять и дальше его жизнь. Возможно, настойчивые ухаживания действительно подействуют. Он улыбнулся Маргарет.
Глава 12
Весь жизненный опыт Зарид оказался совершенно бесполезным в том, что касалось порядков дома Говардов. Изысканная сервировка стола во время обедов, вкуснейшая еда и муж, который обращался с ней, как с какой-нибудь хрупкой драгоценностью.
