Короче говоря, разрисованный фургон выглядел совершенно необычно, и люди с интересом разглядывали эту диковинку. К тому же Эксия мастерски написала портреты Джеми и Франчески, поэтому невозможно было не узнать их в главных героях сценок.
— Я прикончу тебя, Эксия, — завопила Франческа, увидев фургон, и замахнулась, чтобы ударить кузину.
Но Джеми успел перехватить ее руку, и Франческа, умевшая пользоваться любой удобной возможностью, уткнулась лицом ему в грудь и «разрыдалась». Естественно, она бы никогда не допустила, чтобы ее глаза покраснели от слез, но уж ей очень понравился произведенный эффект.
Эксия стояла и улыбалась. Она прекрасно знала: кузина возмущена вовсе не тем, что ее портреты выставлены на всеобщее обозрение, напротив, она этим очень довольна. Ее возмущение вызвали надписи: «Взгляните на Франческу, самую красивую женщину на свете!», «Купите отрез, и вы увидите ее!», «Не купите — не увидите!».
Эти надписи украшали одну стенку фургона. На другой же можно было прочитать следующее: «Взгляните на нее! Внутри! Живую!», «Взгляните на Джеми, единственного красивого мужчину на земле, достойного ее красоты!», «Смотрите, как они едят. Смотрите, как они дышат!».
Те, кто умел читать, пересказывали остальным содержание надписей, и вскоре вся толпа повернулась к Джеми и Франческе и с интересом уставилась на них.
— Ты сделала из меня монстра! — Франческа резко повернулась к Эксии и злобно посмотрела на нее. — Остается посадить меня в клетку и приподнимать покрывало в награду тому, кто купит целый дюйм ткани, так?
— Франческа, — торжественно произнесла Эксия, — твоя красота достойна того, чтобы демонстрировать ее в награду за покупку целого фута лучшего полотна.
И снова Джеми пришлось удерживать Франческу, попытавшуюся наброситься на кузину.
— Уничтожь рисунки! — приказал он. — Все! Немедленно закрась их!
Воцарилась гробовая тишина. Как, замазать краской такую божественную красоту?!
— Ни за что! — с вызовом заявила Эксия, уперев руки в бока и устремив на Джеми горящий взгляд поверх головы Франчески. — С помощью этих рисунков можно продать больше ткани.
— Цель нашего путешествия, — процедил сквозь стиснутые зубы Джеми, — заключается не в том, чтобы продавать ткани, как какой-то… какой-то… — Ему никак не удавалось подыскать наиболее обидное название. — Как какой-то торговец, а в том, чтобы доставить ее к месту назначения целой и невредимой.
— Торговец? — возмущенно повторила Эксия, представив все так, будто Джеми считает торговлю грязным делом. — Позвольте вам, лорд Джеймс, напомнить, что мой отец… — Вовремя сообразив, что едва не выдала себя, она поправилась: — Что Перкин Мейденхолл как раз является этим самым — торговцем.
Томас решил, что настал момент ему вмешаться.
— Прошу вас уделить мне немного времени, милорд, — сказал он.
Джеми, обрадованный тем, что у него появился повод уйти, подтолкнул Франческу к Тоду.
— Защищай ее, — бросил он и последовал за Томасом подальше от галдящей толпы, которая с каждой минутой становилась все больше и больше.
— Надеюсь, я смогу дать полезный совет.
— Сейчас я готов выслушать совет самого дьявола. Эта… девчонка, смутьянка, совсем лишила меня способности рассуждать здраво.
Томас прокашлялся. То, что Монтгомери лишился способности рассуждать здраво, было очевидно всем. Он давно знал Джеми и всегда поражался, как тому удается сохранить спокойствие в самых трудных ситуациях. Однако эта девушка, кажется, ухитрилась сделать то, что было не под силу войне и опасности.
— Фургон очень красив.
— Красив? — возмущенно воскликнул Джеми. — Ты видел, что она намалевала? Меня! — Он поморщился, потому что царапины и синяк на лице вновь дали о себе знать, потом заставил себя успокоиться. — Томас, ты бы чувствовал себя по-другому, если бы там нарисовали тебя.
— С моей физиономией мы бы не продали и щепотки пепла.
— Я не позволю, чтобы меня или Франческу использовали для… — его губы презрительно изогнулись, — для того, чтобы продать что-то. Если красота женщины используется для того, чтобы обеспечить успех торговле, значит, наступил конец света.
— Пусть Господь решает, когда быть концу света, — заметил Томас. — Нам предстоит долгое путешествие, и эти несколько недель мы будем вынуждены провести вместе, поэтому, умоляю тебя, не ожесточай девочку против себя еще сильнее. Оставь все как есть, только попроси ее закрасить надписи. Она работала всю ночь, выполняя именно твое приказание. Ты же не предупреждал ее, что нельзя изображать тебя и Франческу…
— Ты собираешься, вспомнить каждое слово, что я тогда говорил? — Джеми собирался было провести рукой по лицу, но от легкого прикосновения боль острой молнией пронзила мозг. — Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Скажи им, что нужно сделать. — Он устало махнул рукой. — И все же мне опасно приближаться к ней, потому что меня распирает от желания свернуть ей шею. Загрузи фургоны. Мы выедем завтра утром. — Оглянувшись, Джеми увидел, что рыцари, присланные его родственниками, хохочут, указывая на рисунки пальцами, и понял, что его кузенам вскоре станет известно, в каком глупом положении он оказался.
Джеми схватился за голову и пошел прочь.
— Ты поняла меня?
Эксия, прямо сидевшая на стуле, поджала губы и подняла глаза на Джеми.
— Да, мой господин, — с сарказмом ответила она.
Джеми повернулся к ней. В течение последнего получаса он пытался втолковать ей, насколько серьезно предстоящее им путешествие. Он уже начал побаиваться, что она объявит всему миру о том, что Франческа является наследницей Мейденхолла.
Он уже успел успокоиться после утреннего скандала и, пока загружали фургоны, переговорил с работниками поместья. Судя по тому, что он узнал, Эксия была самим совершенством и в области управления. О чем бы он ни спрашивал — от счетов до перекрестного опыления, на все получал один и тот же ответ: «Это сделала Эксия». Франческу называли «госпожа Мейденхолл», а Эксия для всех — для старых и молодых, для экономки и свинопаса — была Эксией.
Эксия распоряжалась всем. Как будто она являлась и управляющим, и визирем в одном лице. Неудивительно, что Франческа боялась ее. В руках Эксии была сосредоточена такая власть, что люди опасались что-либо делать без ее разрешения. «Я прежде спрошу Эксию», — не раз отвечали ему.
Джеми уже многократно спрашивал себя, как получилось, что он составил о ней совершенно неправильное мнение. В первую встречу ему понравилось, как она смотрит на него, будто говоря: «Я тоже чего-то стою!». Но теперь он думал: «Нет ничего странного в том, что она столь высоко ценит себя. Ведь она управляет финансами наследницы Мейденхолла!»
Да, но мною ей управлять не удастся, поклялся себе Джеми, глядя на девушку.
— И что же ты поняла? — поинтересовался он.
