Почувствовав его губы на своем теле, Клер на мгновение закрыла глаза. Не отдавая себе отчета в том, что делает, она пошевелилась, переменила положение, и Тревельян оказался на ней. Она почувствовала, что он возбудился. В мгновение ока он превратился из больного ребенка в жаждущего любви мужчину.
Губы его заскользили по шее к уху. Он нежно прикусил мочку. Клер выгнулась и напряглась, а его рука уже ласкала ее грудь. Рука Тревельяна двинулась ниже, к талии, скользнула по бедру к колену. Внезапно он взял Клер за подбородок и повернул к себе ее лицо, чтобы она посмотрела ему в глаза. Как будто хотел, чтобы она поняла, что рядом с ней уже не друг, не пациент, но он, Тревельян, собственной персоной.
Клер не приняла вызова, она не была готова к тому, что прочла в его глазах. Отвернувшись, она прошептала: «Нет!»
Не говоря ни слова, Тревельян отодвинулся, и Клер встала с кровати. Руки ее дрожали, озноб сотрясал тело.
«Мне пора уходить отсюда», — подумала она и двинулась к двери.
— Вы давно здесь? — спросил ей вслед Тревельян. Она остановилась в ногах кровати.
— Две ночи и один день. — Зубы Клер стучали то ли от холода, то ли от страха.
— Вы все это время одна ухаживали за мной?
— Оман помогал мне. — Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
— А что думают по поводу вашего отсутствия в доме? Гарри, должно быть, очень огорчен.
Клер понимала, что Тревельян говорит все это, пытаясь задержать ее.
— Никто не знает, что меня не было. Сестра сказала всем, что я очень больна и меня нельзя беспокоить. Думаю, она сообщила, что у меня нечто вроде смеси оспы с холерой — очень заразная болезнь! — Она наконец посмотрела на Тревельяна. Как это она до сих пор не замечала его густых длинных ресниц?! Он улыбнулся.
— Как вы добры, и какая замечательная у вас сестра.
— Сара сделала это не бесплатно. Она на три дня одолжила изумруд у Омана и передала через него, что я должна отдать ей мой рубиновый браслет.
— И вы согласились.
— Конечно. Мне все равно. Я не люблю рубины. Они напоминают капли крови. Я предпочитаю изумруды. Они похожи на свежую зелень.
Тревельян закрыл глаза и откинулся на подушки.
— Благодарю вас.
Клер не удержалась и взглянула на него. Она все еще ощущала его поцелуи на своей шее.
— Думаю, теперь все будет в порядке. Оман говорит, что, когда эти приступы проходят, вы чувствуете себя нормально. А теперь мне пора.
Тревельян открыл глаза, и она увидела в них мольбу.
— Пожалуйста, не уходите.
Она знала, как редко этот человек говорит кому-нибудь «пожалуйста».
— Но я должна… Я не могу дольше оставаться… Тревельян улыбнулся своей все понимающей улыбкой.
— Вы хотите уйти, потому что я поцеловал вас, да?
— Вы не должны были этого делать, — тихо ответила Клер. — Мы не должны… не должны…
— Я был в полусне и думал, все это мне грезится… Вы не должны сердиться на меня…
— А я и не сержусь, я…
— О, я понимаю. Это из-за Гарри. Вам не нравится, что мои поцелуи волнуют вас сильнее. Кстати, Гарри уже целовал вас? Мне кажется, лошадей он любит больше, чем женщин, и уж во всяком случае, предпочитает опытных женщин…
Клер окаменела от гнева.
— Да будет вам известно: мне нравятся поцелуи Гарри, — объявила она, подходя к кровати. — Мне все в нем нравится. Он красивее вас, у него светлые глаза, а у вас — темные, и у него наверняка нет ни одного шрама на теле!
Тревельян продолжал улыбаться.
— Но вам знакомо мое тело, — сказал он так тихо, что Клер едва расслышала его слова.
— Вы мне отвратительны!
Она повернулась, чтобы уйти, но Тревельян схватил ее за руку. Она попыталась вырваться, упорно избегая его взгляда.
— Простите меня, — попросил Тревельян. — Простите, что я хотел любить прекрасную женщину, лежавшую со мной в постели. Это отвратительно с моей стороны. Простите за то, что я завидую Гарри, — у него есть все в жизни. Да, вы правы: я достоин презрения. Отныне постараюсь сдерживать свои чувства!
Клер внимательно смотрела на него.
— Вы не верите в то, что говорите.
— Я не могу быть искренним, не могу, ибо чувствую совсем по-другому. Можете ненавидеть меня, но больше всего я хотел бы повторить все то, что было между нами!
Клер не смогла удержаться от смеха.
— Вы действительно ужасны! — Она попыталась выдернуть руку, но Тревельян держал ее крепко.
— Останьтесь со мной. Говорите со мной, — умолял он, и в глазах его была искренняя мольба.
— О чем? — Задав этот вопрос, Клер в ту же секунду почувствовала, что пропала, потому что услышала в своем голосе желание остаться. — Но я должна…
— Почему вы хотите быть герцогиней? — перебил ее Тревельян.
— Что за смешной вопрос! — Клер наконец вырвала у него руку. — Спросите любую женщину на земле, хочет ли она быть герцогиней, и увидите, откажется ли хоть одна.
— А как же королевы и принцессы?
— Полагаю, им особенно хочется иметь этот титул: престиж и никакой ответственности.
— И вы хотите того же?
— Я хочу получить Гарри. А теперь я действительно ухожу.
— Нет, прошу вас, останьтесь и расскажите мне что-нибудь…
— Сказку о трех медведях?
— Нет, что-нибудь из жизни… Расскажите мне о… — Тревельян лихорадочно искал способ задержать Клер. Только бы она осталась, только бы сидела рядом! Он чувствовал ее силу: эта девушка может излечить его от всех ран, нанесенных жизнью, а не только от очередного приступа малярии. — Расскажите мне о ваших родителях.
Клер помолчала.
— Я расскажу вам подлинную историю любви. Когда-то моя мать была очень красива…
— Так же красива, как ваша маленькая сестра? — Он ласкал взглядом грудь Клер, голос его стал низким от страсти. — Или так же прекрасна, как вы?
— Вы хотите слушать или нет? — резко спросила Клер, отвернувшись и покраснев.
Тревельян улыбнулся и откинулся на подушки, довольный тем, что смутил девушку.
— Пожалуйста, продолжайте.
— Вы должны поклясться жизнью, что никогда и никому не перескажете того, что я вам поведаю. Мама убила бы меня, если бы узнала, что я кому-нибудь проболталась! Она сошла бы с ума, если бы знала, что мне все известно.
— Клянусь! — пообещал Тревельян, пытаясь сдержать улыбку.
— Мама любит рассказывать, что происходит из старин ной виргинской семьи, но в действительности она выросла в хижине в Смаки-Маунтинс. Она не получила никакого образования и жила в бедности.
