Клер отодвинулась от него. Ей не нравился оборот, который принял их разговор.
— Мне нужно вернуться. Гарри сегодня дома, я хочу его видеть. — Она поправила ему подушку. — Надеюсь, вы теперь начнете выздоравливать. Я скажу Оману…
Тревельян схватил ее за руку и задержал на мгновение.
— Не уходите, — прошептал он.
На секунду Клер разглядела в его темных глазах страх одиночества. «Да, он одинок, так же, как я. Он чужой здесь, как и я», — подумала девушка.
Но через мгновение его взгляд опять стал насмешливым. Казалось, Тревельян не может никому позволить заглянуть под маску. Он отбросил руку Клер, как будто ему было неприятно ее прикосновение.
— Ладно, ступайте к своему герцогу. Гарри захочет показать вам лошадь, которую купил для вас. — И он отвернулся к стене.
Клер взглянула на Тревельяна и приняла неожиданное решение: она остается, он все еще болен, ему нужен уход, он одинок. Но в душе девушка знала правду: она хотела остаться, ей нравится его острый ум. Тревельян смеялся над ней, он циничен и язвителен, но одновременно искренний человек.
Клер молча вышла из комнаты и отправилась поговорить с Оманом. Она написала записку сестре, в которой сообщала, что не появится до обеда. Отродье должна была еще раз взять на себя Гарри и остальных.
Когда Клер вернулась к Тревельяну и сказала, что остается, он даже не поблагодарил ее. Девушке тут же захотелось убежать, но мысль о еще одном тоскливом дне, проведенном в доме, заставила ее сдержаться.
— Так что же мы будем делать? — спросила она Тревельяна. — Играть в карты?
— Я должен поработать, буду писать часа три, а потом..
— Если вы встанете с постели, я немедленно уйду. Он сдержал улыбку.
— Я обыграю вас в шахматы.
— О, вы так уверены?
Позже Клер вспоминала этот день, как один из самых удивительных в своей жизни. Одно дело — провести время с Тревельяном, когда он занят своими делами или когда вокруг люди, и совсем другое, совершенно удивительное чувство быть в центре его внимания.
Они играли в шахматы, но это не была игра в чистом виде. Тревельян не смотрел на доску. Клер называла ему свои ходы, и он немедленно отвечал, куда передвинуть его фигуры.
Они все время разговаривали. Тревельян задавал ей вопросы, много вопросов. Небольшой опыт Клер в общении мужчинами свидетельствовал о том, что они больше всего свете любят говорить о себе. А вот Тревельян хотел узнать о ней самой, не только о ее жизни в Нью-Йорке и о том, она читала и где бывала, но и ее мысли ч чувства.
Он спрашивал, как она относится к англичанам, и сильно ли они отличаются от американцев. Что она думает об англичанках. Его интересовало, чем жизнь в Америке отличается жизни в Англии.
Клер отвечала быстро. — Я не понимаю отношения английской аристократии к деньгам. Если американцу нужны деньги, он старается их заработать, ищет, куда бы их вложить, изобретает что-то просто находит работу, то есть получает деньги за свой труд.
— А англичане разве действуют иначе?
— Я ничего не могу сказать о простых людях. Мне кажется странным деление на классы в современном мире. Члены высшего общества в Англии, похоже, вовсе не заботятся о том, как заработать деньги. Я слышала, что лорд Айрли совершенно разорился и вынужден продать землю и дома. Но я знаю, что он владеет великолепными сельскохозяйственными угодьями. Почему же он ничего не делал с этой землей?
Клер сделала ход и посмотрела на Тревельяна.
— Когда я высказала свое мнение о лорде Айрли, все в комнате замолчали и уставились на меня так, будто я издала неприличный звук?
Тревельян назвал свой следующий ход. Казалось, шахматы для него — сущее наказание.
— И тем не менее вы собираетесь замуж за представителя этого самого высшего класса, как вы его называете.
— Я выхожу замуж за Гарри, потому что люблю его, — ответила Клер. По ее тону легко было догадаться, что она не собирается обсуждать с ним свой будущий брак.
— А что думают англичане о вас? Клер рассмеялась.
— Кажется, они считают меня помесью краснокожего и легкомысленной девицы. Я часто шокирую их.
— Наверное, они правы. Не думаю, что благовоспитанная девушка стала бы проводить целые дни в покоях чужого мужчины, как это делаете вы.
Слова Тревельяна не задели Клер.
— Наверное. Но ведь за нами приглядывают, к тому же вы… — Она чуть было не сказала, что по возрасту он годится ей в отцы, но Тревельян так выразительно посмотрел на нее, что она покраснела и отвернулась. — Вы не обидитесь, если я спрошу, сколько вам лет?
Клер успела привыкнуть к тому, что Тревельян не отвечает ни на один вопрос. И на этот раз он ничего не сказал о своем возрасте и продолжал спрашивать ее о семье и о том, почему ее хорошенькую младшую сестру прозвали Отродьем.
— Внешность Сары Энн — ее главное несчастье, — ответила Клер с чувством. — Она была прелестной с первого дня жизни. Не проходит и часа, чтобы кто-нибудь не сказал ей, как она хороша. Когда ей было всего три года, она залезла на колени к одному из самых богатых, влиятельных и толстых друзей отца и попросила дать ей бриллиант, висевший на цепочке его часов. Он решил, что это очень мило, и дал ей камень. С того случая все и началось. Она решила, что не стоит заниматься благотворительностью.
— Кажется, это одна из особенностей американской психологии?
— Не смейте говорить ничего плохого о моей стране. По сравнению с Америкой, ваша… — она запнулась, не желая продолжать.
Но Тревельян знал, как заставить Клер говорить. Он пристально смотрел на нее, стремясь подчинить своей воле.
И Клер начала рассказывать о том, что увидела в Англии и Шотландии.
— Это страна прошлого…
— Я думал, именно это вам нравится. Распустили нюни о старике Мактаврите. А бедняга Гарри мерзнет в юбке, лишь бы произвести на вас впечатление!
При этих словах Клер бросила взгляд на плед, перекинутый через спинку стула. Сам Тревельян тоже надевал его. Неужели он тоже хотел произвести на нее впечатление?
Глаза Тревельяна были устремлены на шахматную доску с нарочитым вниманием.
— Так что же, вам не нравится прошлое?
— Нравится. Я люблю историю. Но я понимаю, что время нельзя остановить. Мир должен развиваться, иначе жизнь станет подобна пруду со стоячей водой. Нужно двигаться вперед, в противном случае человечество не выживет.
— Я не понимаю, как в вас сочетается любовь к шотландским юбкам с американскими идеями о необходимости перемен. А что плохого в том, чтобы оставить все, как есть? Вы говорите, как миссионер, стремящийся обратить людей в другую веру. Религия несчастных дикарей недостаточно хороша для него!
Клер в замешательстве взглянула на Тревельяна.
