На столе стоял большой поднос с только что выпеченным домашним печеньем. Нэлли потянулась к нему.
А Терел продолжала болтать:
— Меня интересует, разрешила ли ты ему что-нибудь серьезное? Ты все еще девственница?
Нэлли положила в рот печенье.
— Да, я все еще девственница, — прошептала она. Терел встала.
— Хорошо. Я пообещала отцу спросить тебя об этом. Он так много наслушался о твоем поведении на балу, что пришел посоветоваться со мной. Я заверила его, что, хотя ты, может быть, и выглядела не очень скромно, я знаю, что ты не такая. Теперь я могу успокоить его и всех в городе. — Терел обошла стол и поцеловала сестру в щеку. — Прошлой ночью ты выглядела так хорошо! Нэлли, пожалуйста, помни об этом и не ешь так много сладостей, а то больше не сможешь надеть это великолепное вечернее платье. Не следовало бы обижать великодушного и щедрого мистера Монтгомери. — Терел улыбнулась и вышла из комнаты.
Нэлли задумалась. «Неужели прошлой ночью я вела себя как распутница? Неужели весь город судачит о моем поведении?»
Теперь, вспоминая бал, она видела себя глазами Терел — «в два раза больше Джейса» — и представляла, как жители города наблюдают за ней, не веря своим глазам.
— Терел, что случилось? — спросила Мэй, видя, как Терел шмыгает носом.
Восемь молодых женщин собрались в маленькой гостиной Грэйсонов, оживленно обсуждая вчерашний бал. Нэлли и ее удивительное преображение стали главной темой беседы.
— Я никогда прежде даже не смотрела на Нэлли.
— Она была так красива, а мистер Монтгомери смотрел на нее с такой любовью в глазах!
Именно на этой фразе Терел тяжело вздохнула. Молодые женщины были настолько увлечены своей беседой, что прошло некоторое время, прежде чем Мэй, обратив внимание на Терел, поинтересовалась, что с ней случилось.
— Ничего, — ответила Терел. — По крайней мере ничего такого, чем я могла бы поделиться с посторонними.
Шарлей взглянула на Луизу.
— Мы знаем тебя всю жизнь и уже стали почти одной семьей.
Терел приложила носовой платок к краю глаза.
— Вы все узнаете об этом рано или поздно.
— Желательно пораньше, — сказала Мэй, но Шарлей ударила ее локтем в бок.
— Мистер Монтгомери…
Все ждали, наклонившись вперед в креслах, и чашки словно застыли в воздухе.
— Он бесчестный человек!
— Нет, не может быть! — Три женщины выдохнули одновременно.
— Боюсь, что это так, — сказала Терел. Она выглядела очень печальной. — Я боялась этого с самого начала. Кажется, все, что хочет мистер Монтгомери, — это купить компанию «Грэйсон-Фрейт».
— Но я слышала, что он богат, — возразила Мэй.
— О да, он богат, но разве богач не хочет стать еще богаче? Посмотри на мистера Кейна Таггерта!
Женщины обменялись взглядами и кивнули в знак согласия.
— Я не поверила ему с самого начала, — сказала Терел. — С самого первого вечера, когда он пришел к нам на обед, я почувствовала себя неловко с ним. Уверена, что он понял это и начал ухаживать за моей бедной дорогой сестрой. Бедняжка Нэлли! Она понятия не имеет, что существуют мужчины, подобные ему. Нэлли такая милая, наивная, и впервые в жизни мужчина оказал ей внимание. Я была бы бессердечной, если бы рассказала Нэлли, что я думаю о мистере Монтгомери. Кроме того, я ведь могла ошибиться.
Терел сделала паузу, опять тяжело вздохнула.
— Твое природное чутье не подвело тебя, — поддакнула Луиза.
— Но прошлой ночью, — возразила Мэй, — казалось, что он просто обожает Нэлли. Я никогда не видела, чтобы мужчина так смотрел на женщину.
— Мистер Монтгомери, должно быть, был актером, — набросилась на нее Терел. — Примерно в десять часов вечера я вышла подышать свежим воздухом — мои партнеры по танцам очень утомили меня, — и кто бы, вы думали, был на крыльце, как не мистер Монтгомери!
— Что он сделал? — Мэй раскрыла рот от удивления.
— Он поцеловал меня!
— О, нет! — сказали одновременно все женщины.
— Это отвратительно!
— Как ужасно!
— Хам!
— Подлец!
— Я бы хотела, чтобы он купил бизнес моего отца, — произнесла Мэй мечтательно.
— Догадываюсь, из-за чего это произошло, — сказала Терел. — Отец отказался продать свой бизнес, и, по-моему, когда мистер Монтгомери узнал это, он попытался приобрести компанию другим путем — ухаживая за Нэлли.
— Интересно, — сказала Луиза, — почему мужчинам, вроде Джейса, нужна такая женщина, как… Я не хочу сказать, что Нэлли несимпатична, но она немного…
— Тебе не нужно быть тактичной. Мы с отцом уже давно смотрим правде в глаза. Нэлли полная и с каждым днем толстеет еще больше. Нам приходится терпеть это. Что мы только не делали! Отец и я, мы оба говорили с ней. Три года назад отец послал ее в клинику вне пределов Денвера. Пока она была там, потеряла немного в весе, но как только вернулась домой, снова поправилась. Мы просто не знаем, что с ней делать? Она съедает целые торты, пироги и дюжины печений. Это у нее как болезнь, и мы не знаем, как быть. — Терел сделала страдальческое лицо.
— Мы понятия не имели, что у тебя такие новости, — сказала Шарлей, поглаживая Терел по плечам.
— Вы не слышали и половины того, что я хотела бы рассказать.
Подружки опять наклонились к девушке.
— Сегодня мистер Монтгомери уехал из города поездом в четыре часа утра. Он расплатился в гостинице и выехал, не оставив ни адреса для пересылки корреспонденции, ни записки кому-нибудь. Просто уехал до рассвета. Он… он… О, я не могу сказать этого.
— Мы — твои друзья, — заверила Терел Шарлей, и Луиза кивнула головой, соглашаясь с подругой.
— По-моему, мистер Монтгомери понял, что ему не удастся заполучить компанию отца, и, полагаю, он добился своего от Нэлли.
Все, как одна, открыли рты от удивления.
— Он…
— Она…
— Они…
— Она… У нее будет ребенок? — прошептала Мэй.
— Я не знаю, — сказала Терел, не отнимая носовой платок от лица. — Что мне делать? Отец сказал, чтобы я первая сообщила Нэлли, что ее… любовник покинул город. Как я скажу об этом? Она так влюблена в него, что никогда не поверит моим словам. Уверена, что, если бы я сказала ей о поцелуе мистера Монтгомери, она бы, без сомнения, восприняла это как ревность сестры.
— Ужасно! — подхватила ее слова Луиза. — Конечно, Нэлли, скорее, поверит своей сестре, чем словам незнакомца.
— Если бы мистер Монтгомери сказал мне, что небо багровое, я бы ему тоже поверила, и никакие слова сестры не разубедили бы меня, — сказала Мэй. Она отвернулась, когда присутствовавшие сердито посмотрели на нее.