Оба офицера рванулись вперед.
«Если потеряем еще одного, — со страхом подумал Акбар, —
будет плохо. Очень плохо. Группа психологически может надломиться».
Борзунов и Елагин бежали, уже приготовив оружие.
Нет, кажется, все в порядке.
Рахимов поднялся, чуть прихрамывая. За ним встал и Чон Дин.
Асанов вышел из-за укрытия и, заставив себя не спешить, спокойно шел к своим
людям.
Оба афганца лежали на земле. Один, судя по неестественному
наклону головы, был уже мертв, другой стонал рядом, зажав большую рану в боку.
— Что произошло? — спросил Асанов.
— Они первыми напали на нас, — пояснил Рахимов, — шли за
нами от самого селения. Первый успел выстрелить, второй не успел.
— А вы?
— Я выстрелил вторым, успев увернуться, но попал в голову,
Чон Дин сумел метнуть свой нож — команда была не стрелять и, видимо, ранил
своего подопечного.
— Почему они напали на вас?
— Не знаю. Судя по всему, они не местные, не из этого
селения. Они спросили на фарси: кто мы такие? Я сказал, что мы из Кандагара,
оставили своего друга в селении. Внезапно один громко сказал по-русски
«сволочи» и поднял пистолет. Дальше вы знаете.
Асанов наклонился над раненым.
— Кто ты? — спросил он на фарси.
Раненый громко стонал, проклиная весь мир.
— Ты можешь говорить? — на этот раз спросил он на пушту.
— Идите вы к черту! — на хорошем русском языке простонал
раненый.
— Ясно, — Асанов наклонился еще ниже, — ты таджик?
— Да. А ты кто?
— Тоже таджик.
— Сука ты, служишь неверным, продаешь таджиков, — сказал уже
на фарси раненый.
— Теперь понятно. Ты, видимо, из отрядов оппозиции. Кто ваш
начальник?
— Абу-Кадыр. Слышал такого?
— Слышал, — помрачнел Асанов.
— Мы видели парашюты и решили проверить. Если мы не вернемся
сегодня, люди Абу-Кадыра пойдут за вами и, клянусь Аллахом, никто из вас не
спасется.
— Не упоминай имя Аллаха, — нахмурился Асанов, — у вас нет
на это права. Вы — убийцы, насильники, отрезаете головы людям. О каком Аллахе
ты говоришь?
— Ничего, — сумел улыбнуться раненый, — Абу-Кадыр догонит
вас и тогда ты все узнаешь.
— Вы знаете этого Абу-Кадыра? — спросил Рахимов.
— Да. Это отряд смертников из непримиримой таджикской
оппозиции. Они самые неистовые фанатики в этой долине.
— А что им нужно?
— Ничего. Борьба с неверными. В первую очередь борются с
таджиками, признающими власть в Душанбе и российскими пограничниками. Очень
опасны, но не профессионалы. Правда, вооружены отлично.
Он говорил негромко, чтобы не услышал раненый.
Чон Дин наклонился, пытаясь оказать помощь умирающему. Тот
последним усилием оттолкнул его руку.
— Вы все будете в аду, — прохрипел он.
— Какой ты фанатик, — поморщился Асанов, — дурак ты.
Наверно, в городе учился, русский язык знаешь, книги читал.
Раненый улыбнулся, показывая гнилые зубы. На его заросшем
лице было нескрываемое торжество.
— Ты тоже в городе учился, — прошептал он, — ты здесь
командир. С тебя живого снимут кожу. Таджик, а служишь этим неверным собакам.
Асанов отвернулся, затем снова посмотрел на умирающего.
— Скажи мне свое имя, может, я найду твоих близких на
родине, — негромко предложил он.
— Мы все слуги Аллаха, — выговорил, уже теряя сознание,
умирающий, — тебе не нужно знать мое имя.
Он потерял сознание.
— Умер? — спросил Рахимов.
— Пока нет. Только потерял сознание, — поднялся Чон Дин, но
долго не проживет, — виновато добавил он, — слишком много крови потерял.
— Позовите Семенова и сделайте ему укол, чтобы не мучился, —
приказал Асанов.
— Что делать с трупами? — спросил Борзунов.
— Нужно закопать, но не глубоко. Все равно люди Абу-Кадыра
пойдут по нашему следу. Нет, подождите. Перед тем, как закопать, разденьте их и
заверните в парашюты. Потом позовете меня, я прочту поминальную суру из корана.
— Не понял, — изумился Борзунов.
— Абу-Кадыр и все его люди должны видеть, что среди нас есть
мусульмане. Мы хороним их людей по законам шариата. Это произведет сильное
впечатление иа фанатиков. И если кто-то из нас действительно попадет в их руки,
мы можем рассчитывать хотя бы на быструю смерть.
— Ясно. — Борзунов и Елагин начали раздевать первого из
погибших.
— Все-таки, как они нас вычислили? — задумчиво внросил
Рахимов.
— Очень просто. По вашим лицам, — пояснил Асанов, — у вас
только двухдневная щетина. А у Абдулло была уже борода, поэтому его можно было
спокойно оставить в селении, а за вас я беспокоился. С сегодняшнего дня никому
не бриться.
Правоверный мусульманин не должен ходить с гладко выбритым
лицом.
— Нам тоже? — спросил Елагин.
— Всем, — отрезал Асанов, — и давайте скорее заканчивать.
Этот день получился слишком длинным. Нам уже пора выступать.
II
Воспоминания. Капитан Петр Олегович Свешников
Вообще-то командиром их группы должен был стать Петр
Свешников. Но в последний момент начальство решило, что наличие
многомиллионного таджикского населения в Афганистане позволяет сделать
руководителем группы Акбара Асанова. Решение было принято где-то очень высоко,
и о его мотивах им, конечно, не сообщили.
Правда, на дружбе обоих офицеров это как-то не сказалось, и
они по-прежнему были в хороших отношениях, а Петр Свешников официально считался
первым заместителем Асанова. Его любили все — медсестры, нянечки,
стенографистки, переводчицы, даже жены других сотрудников посольства, временно
пребывающие в Кабуле. Он был настоящим сердцеедом — неутомимым и
изобретательным.
Асанов, отчасти старавшийся сохранять супружескую верность,
хотя на войне это получалось не всегда, тем не менее относился к увлечениям
Свешникова с должным пониманием, не особенно препятствуя его частым отлучкам по
ночам.
Хотя нужно отдать должное и самому Свешникову, он также
неутомим был в бою, как и в любви. А это уже вызывало уважение.
Он родился и вырос в Киеве, где и теперь жили его старые
родители и сестренка, которую он очень любил. Во время каждого возвращения в
Советский Союз Свешников улетал первым рейсом к родным в Киев и проводил там
весь свой отпуск. Несмотря на любвеобильность и громкие похождения, он к
тридцати двум годам еще не успел жениться и многие дочери его командиров
мечтали получить такого перспективного мужа. Непонятно, каким образом, но
сохраняя со всеми хорошие отношения, он умудрялся избегать столь страшившего
его брака.
