Характерные щелчки выстрелов за спиной он услышал почти
сразу. И одновременный треск автоматов с другой стороны. Через минуту все
стихло. Он медленно, тяжело поднялся.
В разных позах лежали убитыми все восемь человек.
Три автомата сзади в руках профессионалов сделали свое дело.
Асанов не стал больше смотреть, ему всегда была противна мысль о расчетливом
убийстве. Здесь было именно такое убийство. У несчастных не было ни единого
шанса, ни одного. Справиться с профессионалами, которые взяли «в клещи»
небольшую группу людей, да еще не подозревавших об этом — невозможно.
Борзунов, подойдя к убитым, деловито осматривал трупы, искал
документы, бумаги. Рахимов наклонился, помогая ему.
— Да, — сказал, наконец, поднимаясь подполковник, — они были
из отряда Абу-Кадыра. У некоторых даже в кармане паспорта бывшего СССР.
Он показал два красных — «серпастых», «молоткастых»
паспорта.
— Эти будут воевать всю свою жизнь. Вы напрасно так
рисковали, Акбар Алиевич, — покачал головой Рахимов, — они никогда не пойдут на
переговоры. Они потеряли слишком много.
— Знаю, — Асанов повернулся и пошел в направлении своего
лагеря.
Навстречу ему шла Падерина. Увидев серое лицо Асанова, она
остановилась.
— Что-нибудь произошло? Кто из наших? — спросила она.
— Наши как раз все целы, — тихо произнес Асанов, — у нас
были очень неравные шансы.
— Люди Абу-Кадыра? — поняла Падерина.
Асанов кивнул и, уже не оборачиваясь, зашагал к лагерю.
Трупы они убрали, сложив курган из камней. Асанов, верный
себе, прочел молитву над телами погибших.
— Не понимаю я его, — тихо шепнул Елагин Семенову, — боевой
генерал, легендарный «Барс», прошел всю войну, а здесь ведет себя как афганский
мулла. Он что, верующий?
— Нет, — тоже очень тихо сказал Рахимов, услышавший вопрос
Елагина, — его друг попал в плен в Афганистане, приняв мусульманство. И тогда
Асанов пообещал, если того отпустят, будет всегда соблюдать религиозные обряды
при погребении даже своих врагов.
— А его отпустили? — спросил Елагин.
Асанов чуть повернулся. Рахимов умолк на полуслове.
Через минуту они уже строили курган из камней.
Вечером они снова вышли на реку. Падерина смотрела на
Асанова. Тот был задумчив и мрачен. Может быть, он услышал слова Рахимова и
вспомнил старшего лейтенанта Виктора Кичина? А может, он просто не любил
убивать. После десяти лет войны такое иногда бывает…
IV
Воспоминания. Старший лейтенант Виктор Леонидович Кичин
Группа Кичина выехала из Газни на трех БМП. Каталось, ничего
не предвещало катастрофы. Но, не доезжая до Мукура, их обстреляли из
гранатометов и минометов окопавшиеся в горах моджахеды. Один БМП сразу
превратился в горящий факел. Два других вели неравный бой почти даа часа, но
нападавших было слишком много. Когда погиб командир группы — капитан Симонов,
Кичин взял командование на себя. Но силы были слишком неравны. Самого Кичина и
пятерых его солдат моджахеды взяли в плен. Кичин был без сознания, его, сильно
контуженного, нашли в крови за горящим БМП. Находка очень обрадовала нападавших
— за офицера давали хорошие деньги. Солдаты и сержанты интересовали их меньше.
Узнав о нападении, Асанов вышел со своей группой и почти две
недели они преследовали захвативших в плен Кичина моджахедов. Наконец,
загнанные в горы, они попросили перемирия. Это тоже был один из парадоксов
афганской войны, когда стороны объявляли о перемирии на каком-то конкретном
участке или в городе. На переговоры от моджахедов пришел сам шейх Курбан,
высокий, красивый мужчина, знавший почти полтора десятка языков. Среди
афганских лидеров было много культурных, образованных людей. К сожалению, их
было большинство на противоположной стороне. Среди «революционеров», как
правило, преобладали люмпены и выскочки, гордившиеся своим крестьянским
происхождением.
Асанов радушно приветствовал шейха Курбана и приказал подать
традиционный чай.
— Ты преследуешь нас, — начал шейх после того, как сделал
первый глоток чая, — уже две недели. Что тебе нужно, «Барс»? Мы много слышали о
тебе. Таджики гордятся, что среди «шурави» есть такой таджик. Но почему именно
нас. Что ты хочешь?
— Пленных. Верните их мне, и я отсюда уйду. Вы захватили
моих людей. А я никогда не бросаю своих людей, — ответил Асанов.
— Мы взяли их в честном бою, — возразил шейх Курбан, — мы
хотели обменять их на оружие.
— Только не со мной. Продовольствие, одежду, пожалуйста. А
оружия не дам, — твердо ответил Асанов.
Это была одна из самых удивительных страниц войны. И самых
позорных. Часто выручая своих пленных, некоторые командиры просто меняли оружие
на солдат, не отдавая себе отчета, что это оружие еще будет стрелять против их
товарищей.
— От тебя, — развел руками шейх Курбан, — мы не возьмем
ничего.
— Почему такая избирательность, — улыбнулся Асанов, — именно
от меня?
— Тебя хорошо знают в этих горах, — напомнил шейх, — люди
верят тебе. Все пуштуны знают — твое слово закон. Ты никогда никого не
обманывал. Поэтому мы отдадим тебе твоих людей просто так, безо всякого выкупа.
— Ну, что-то вы все равно потребуете, — понял Асанов.
— Да, «шурави», потребуем. Ты должен дать слово офицера,
слово мусульманина, что всегда, когда будешь хоронить мусульман, ты будешь
читать поминальные суры из корана, если рядом нет муллы, способного сделать
это.
— Но я коммунист, — напомнил Асанов.
— Знаю, что ты безбожник. Но Аллах говорит, что спасутся те,
которые уверовали. Может, я забочусь и о спасении твоей заблудшей души?
— Если вы освободите моих ребят, я дам такое слово, —
подумав, ответил Асанов.
— Ты убил слишком много наших людей, «Барс», — спокойно
сказал шейх, — искупи свою вину перед Аллахом. Хорони убитых по нашим обычаям.
Больше мы от тебя ничего не хотим.
— Даю слово офицера, — поднялся Асанов, — если к вечеру люди
будут в моем лагере, я всегда буду читать коран над убитыми мусульманами, если
рядом не будет муллы. Даю слово, — повторил он.
— Твои люди будут здесь через два часа, — поднялся и шейх
Курбан, — все пятеро.
— Шестеро, — напомнил ему Асанов, останавливая уже
собиравшегося уходить шейха.
— Нет, пятеро, — возразил шейх, — твой раненый офицер был
очень плох. Мы боялись, что он не выживет. И отправили его в Ургун. Он,
наверно, уже в соседней стране, если еще остался жив.
