В ней почти не было посетителей, за исключением нескольких
стариков. Рыжий, краснобородый чайханщик принес им чай и сразу удалился. Здесь
платили любой валютой, какую имел посетитель. Можно было заплатить китайскими
юанями или американскими долларами, принимали российские и даже таджикские
рубли, пакистанские рупии и иранские тумены. Не верили только в местные афгани,
совершенно обесцененные и не принимаемые нигде.
Рахимов, как и подобает гостю из западных областей страны,
заплатил за чай иранскими туменами. Лишь получив плату, хозяин немного
смягчился и спросил:
— Откуда ты пришел?
— Издалека. Мы совершили паломничество в Мешхед, а теперь
собираемся перейти границу и найти наши семьи в Пакистане. Они убежали туда еще
во время войны, пять лет назад.
Лицо краснобородого просветлело.
— Значит, вы теперь настоящие мешеди, — восторженно
воскликнул он, — приветствую вас в своем доме.
Рахимов не ошибся. Рыжеватый хазареец, так обильно
окрашивающий свою бороду красной хной, был ревностным сторонником шиитского
направления в мусульманской религии. И паломничество в Мешхед воспринимал как
деяние, достойное настоящего мусульманина.
Как известно, мусульмане-шииты живут в основном в Иране и
Азербайджане. Они также встречаются в Афганистане, Ираке, Таджикистане. Большая
часть мусульманского мира состоит из последователей суннитского направления и
не столь, ортодоксальна, как шииты. Вместе с тем различные направления одной религии,
как правило, не сталкивают людей друг с другом, не заставляют их искать
разрешения спорных теологических вопросов на поле брани. Во время войны Ирана с
Ираком население арабского Ирака более чем на половину состояло из
мусульман-шиитов, что не мешало им вместе с последователями суннитского
направления сражаться против своих единоверцев, иранских мусульман-шиитов.
Но среди шиитов встречаются и некоторые направления
«красноголовых» или «краснобородых», которые откровенно не приемлют постулатов
суннитов, считая их вероотступниками и узурпаторами. Именно такого фанатичного
шиита и встретили Рахимов с Семеновым в маленькой чайхане Зебака.
— Мы совершили долгий, очень долгий путь, — медленно
произнес Рахимов. Семенов, не понимавший, о чем они говорят, молча следил за
жестами и взглядами Рахимова.
— А почему молчит твой достопочтимый мешеди-друг? — спросил
хозяин чайханы, кивая в сторону Семенова.
— Он немой, — быстро ответил. Рахимов, — Аллах лищил его
речи, когда он увидел все зверства «шурави», еще десять лет назад.
— Да будь они прокляты, безбожники, — гневно сказал хозяин
чайханы, — и все их слуги в нашей стране.
— У вас в городе тоже были такие? — осторожно спросил
Рахимов.
— Были, — мрачно сообщил «краснобородый», — но теперь уже
нет. После того как здесь появились люди Абу-Кадыра, да сохранится его жизнь на
многие годы, все предатели и сомневавшиеся бежали отсюда. А остальные были
вырезаны за одну ночь.
— Так нужно поступать со всеми отступниками, — горячо
воскликнул Рахимов, — и только тогда мы очистим наши горы и нашу землю.
Его собеседник растрогался.
— Будь моим гостем, — сказал он, — мой дом — это; вой дом.
Оставайся, отдохни у меня. Пусть и мои дети посмотрят на мусульманина,
прошедшего такой долгий путь из Мешхеда до нашего Зебака.
— Благодарю тебя, добрый человек. А в самом городе спокойно?
— Сейчас да. Вокруг города ходят два крупных отряда. Один
Нуруллы, да будь он проклят Аллахом. Другой Алимурата, которого я тоже не
особенно люблю. Они забирают наших лошадей и коз, отбирают продовольствие,
иногда даже стреляют в городе. У этих людей нет ничего святого. Они не верят ни
в Аллаха, ни в совесть. Этих интересуют только деньги.
— Их у меня почти нет, — с улыбкой поспешил заметить
Рахимов, — поэтому они не будут останавливать бедных паломников.
— Возьми обратно свои деньги, — протянул тумены хозяин
чайханы, — здесь сегодня ты мой гость.
— Спасибо тебе, добрый человек. Но мы не можем остаться. Наш
путь очень долог и утомителен. И впереди нас ждут новые дороги, — сказал
традиционную фразу Рахимов.
— Тогда, останься пообедать, — предложил «краснобородый».
Рахимов, кивнув, вынужден был согласиться. Семенов
внимательно следил за интонациями говоривших, не расслабляясь ни на секунду.
За обильным обедом хозяин чайханы подробно расспрашивал о
Мешхеде, о его мечетях и улицах. Рахимов, действительно дважды бывавший в
Мешхеде, довольно обстоятельно рассказывал обо всем, создавая у собеседника
полное впечатление своей информированностью и знаниями.
Вместе с тем он постоянно мучился отсутствием информации в
городе о Падериной и Чон Дине. Наконец он осторожно спросил об этом хозяина
дома.
— Скажи мне, благословенный и щедрый хозяин, не появлялась
ли здесь супружеская пара из Кандагара, которые вместе с нами совершали
паломничество, а теперь шли впереди нас в Карачи.
— Нет, — удивленно вытаращил глаза «краснобородый», — я
никогда не слышал о них. Но если ты хочешь, я пошлю своего мальчишку в
караван-сарай, пусть узнает, не было ли здесь еще одного мешеди.
Караван-сарай в таких местах заменяли гостиницы и рестораны,
предоставляя весь комплекс услуг.
— Не нужно, — торопливо отозвался Рахимов, — мы не хотим
более тебя утруждать. Благодарим за твое угощение, щедрость, гостеприимство.
Пусть Аллах пошлет твоему дому счастье и процветание.
— И тебе желаю счастья и твоей семье. Твоему дому, —
приложил руку к сердцу «краснобородый», — пусть твой путь будет легким, да не
устанут твои ноги, да будет ясной твоя голова. — Они еще долго говорили друг
другу цветастые восточные выражения, пока, наконец, Рахимов не попрощался
окончательно и, кивнув Семенову, заторопился на торговую улицу.
В результате осторожных расспросов он уже знал, где примерно
находится эта улица, где находится лавка Али-Рахмана и как ее можно найти.
Полуденное солнце, не столь жаркое, как внизу, в пустынях и
на равнинах, все равно пригревало довольно сильно, и Рахимов чувствовал, как
потеет в своей подбитой верблюжьей шерстью толстой куртке.
На торговой улице было пусто и только большие жирные мухи
садились на разрезанное баранье мясо. Стоявший около него равнодушный мясник
даже не посмотрел в сторону подходивших незнакомцев. Равнодушие и
гостеприимство были основными чертами горцев в этой части страны. Если путник
просил о помощи, любой хозяин дома готов был разорваться на тысячу мелких
кусочков, но услужить гостю. Однако, если гость по каким-либо причинам не хотел
разговаривать или рассказывать о себе, горец никогда не настаивал, считая, что
подобное поведение противоречит традиционной сдержанности чувств, и оставался
равнодушным, безучастным к любым проявлениям чудачества своих гостей. После того
как Рахимов подошел совсем близко, он наконец повернул голову.
