— Американская героиня, — заключил он, сверкнув глазами.
— А что, может быть!.. Где бы ни была потом, я тосковала по всему этому.
— Но вы изменились, когда умер Чарли, — сказал Вильям, и это прозвучало почти ревниво.
— Нет, это раньше произошло. Я вдруг сообразила — мои автографы люди берут ради самих себя, а не ради меня. Все это мне нравится, поймите меня правильно. Однажды Чарли и я, на отдельных самолетах, трое суток без сна и отдыха провели в изнурительных перелетах через сильные лесные пожары. Я уже сказала, что президент пригласил меня поздравить. Так вот, когда я там сидела на жестком стуле в каком-то темном маленьком офисе, подумала — больше никогда; думаю, что, если звонок от президента США ничего не вызывает кроме скуки — это момент, когда нужно заняться чем-то другим.
Вильям немного помолчал.
— Вы сказали, что вам хочется обыкновенного. А что это — обыкновенное? Она усмехнулась:
— Откуда мне знать? Этого я никогда не видела, а еще меньше нормально жила. Не думаю, что звонки от президента, шампанское, проживание в гостиницах, богатство сегодня и нищета завтра — это нормально. Это волнует, но это и утомительно.
Он с удовольствием рассмеялся.
— Да, правда, нам всегда хочется того, чего у нас нет. Самая обыкновенная жизнь была у меня. Я ходил в обычные школы, изучал управление бизнесом, а после колледжа вернулся в Чендлер помогать вести семейные дела. Самое захватывающее событие — это три дня в Мехико, которые я провел с одним из братьев.
— Ну и?..
— Что — ну и?
— Что вы делали в Мехико эти три дня?
— Ели, посещали достопримечательности. Порыбачили немного. — Он замолчал. — Почему вы смеетесь?
— Два красивых молодых человека одни в таком городе, как Мехико, и вы идете смотреть достопримечательности! Вы даже не напились?
— Нет, — засмеялся Вильям, — а что у вас было самым захватывающим?
— Вообще-то трудно что-то выбрать. Возбуждают глубокие витые «петли». — Она подняла голову. — А однажды граф из Венеции пытался сорвать с меня одежду.
— И вы нашли это волнующим? — холодно заметил Вильям.
— Ну да, если принять во внимание, что мы летели на высоте десяти тысяч футов, и его самолет полз прямо мне навстречу. После нескольких скольжений на крыло он вернулся на свое место. Он еще кричал, что аэроплан — это единственное место, где он не занимался любовью.
Вильям рассмеялся.
— Расскажите мне еще что-нибудь. Мне так нравится, когда вы рассказываете о своей жизни.
— А я не уверена, что это было. Однажды, например, я падала на землю — когда отказал мотор — в самолете без шасси, об одном крыле и половинке второго. Это возбуждало больше, чем мне хотелось.
— А какие страны вам больше всего понравились?
— Да все. Нет, правда, я серьезно. В каждой стране есть что-то особенное, а плохое я старалась не замечать.
Вильям помолчал несколько минут, уставившись взглядом в костер.
— Чарли просто повезло, что прожил с вами столько лет. Я ему завидую.
Повернув голову, она взглянула на задумавшегося Вильяма.
— Это прозвучало так, словно вы несете факел.
— Для вас? Да, несу. Обожать вас — стало моей привычкой с давних пор.
— Очень лестно. Но тогда вы могли мне признаться в любви, предложить несколько миллионов Монтгомери, и я не осела бы в Чендлере.
Они сидели рядом, глядели на огонь, и одной рукой он обнимал ее за плечи.
— Что вам нужно для того, чтобы начать свое дело по фрахту? — спросил он.
— Серьезно?
— Совершенно серьезно.
Прежде чем отвечать, она помолчала. Может, у нее и шишка сейчас на голове, но ведь мозги в полном порядке. Чарли прямо вбил в нее, что пилот без денег должен всегда высматривать любителя самолетов, у которого эти деньги есть. Он обычно приговаривал: «Вот браки, совершаемые на небесах!»
Ей не следовало бы пользоваться предложением этого мужчины, но раз он скучает на сундуках с деньгами, ладно, быть может, они отыщут нечто, что займет его досуг.
Она глубоко вздохнула, пытаясь отогнать чувство вины. Если ему от нее что-то нужно, то потому, что он верит в Джеки — героиню Америки. Но если она возьмет деньги, это уже будет не так альтруистично — появится что-то примитивное, вроде хлеба насущного или красивой одежды.
— Пару хороших, легких самолетов, механика на полный рабочий день, ангары и несколько старых аэропланов — потрошить на запчасти. А также деньги на жалованье пилотам, пока я не смогу платить им сама.
— А еще что-нибудь нужно? Может быть — партнер?
Она тут же сообразила, что он имеет в виду. Но разве сейчас время принимать такое решение: из головы сочится кровь, мысли расползлись. А как заманчиво представить этого мужчину своим партнером! Улыбаясь, она посмотрела на него, пытаясь определить, кто он.
— А кто ваши родители?
— Джеймс и Нелли.
— А-а… все понятно: с этими двумя половина городка в родстве.
Вильям улыбнулся — всю свою жизнь он слышал шутки насчет количества детей в их семье: «Всего-навсего двенадцать». Он опустошал большую корзину для пикника, в которую вошло еды на полдюжины едоков. Не говоря ни слова, он стал делать ей сэндвич. Джеки за ним наблюдала в остолбенении, потому что он делал его именно так, как она делала бы для себя сама: много мяса, горчица — еще и еще, помидоры. Потом положил ломтики маринованных овощей поверх помидора, ломти хлеба прикрыл двумя листиками салата, чтобы они не промокли. Наблюдая за выражением его лица, она поняла — он не обращает ни малейшего внимания на то, что делает, а сосредоточился на собственных мыслях. Но несомненно было одно — именно ей он делает этот сэндвич, потому что ее сэндвичи были, скажем так, необычны.
— Посмотрите, что я сделал, — сказал Вильям. — Если хотите, я и вам сделаю сэндвич… — Он взглянул на нее. — Вы какой хотите?
— В точности такой же, какой вы сделали для себя.
Вначале на его красивом лице появился мгновенный испуг, потом он рассмеялся.
— Честное слово? Ведь мои сэндвичи все ненавидят.
— Мои тоже, — заметила она, протягивая руку, — давайте этот поделим, а второй сделаю я. Вместо перца я нарежу маслины.
— И каждый тогда скажет, что маслины скатятся.
— Ха, только идиоты не сообразят, как нужно держать хлеб.
Они переглянулись из-за своих сэндвичей и заулыбались друг другу.
— Может, нам и дружбу так же разделить? — спросила Джеки, и они засмеялись.
— Как насчет кетчупа?
— Ненавижу полуфабрикаты.
— Луку?
