Он отстранился от нее, и Дуглесс с удовлетворением увидела, что злости он не испытывает.
– У тебя есть кто-то еще? – вновь спросил он, как бы демонстрируя, что его "я" легче справляется с ее отказом, чем ее собственное, предпочитающее в ситуации выбора скорее уж не иметь дела ни с кем, чем предпочесть его!
– В определенном смысле – есть! – ответила она. Роберт поглядел на браслетик на своей ладони.
– Да, – задумчиво произнес он, – если бы только вместо этого я тогда купил обручальное колечко… Впрочем, кто знает? – И, вновь подняв на нее глаза, договорил:
– Ладно, кем бы он ни был, этот сукин сын, он – счастливчик! Желаю тебе всего хорошего, что только есть на белом свете! – И с этими словами он вышел из комнаты, закрыв за собою дверь.
Некоторое время Дуглесс стояла в пустой комнате, а потом пошла к телефону, чтобы позвонить родителям, – ей захотелось услышать их голоса.
Трубку взяла Элизабет.
– А что, мама с папой еще не вернулись? – спросила Дуглесс.
– Да нет, они еще там, в своей хижине. Слушай, Дуглесс, я все же настаиваю на том, чтобы ты объяснила, что там у тебя происходит! Если ты опять влипла в какую-нибудь передрягу, лучше скажи, чтобы я могла тебя из нее вытащить! Надеюсь, на этот раз тебя не посадили, а?
К собственному изумлению, Дуглесс обнаружила, что слова ее во всех отношениях совершенной старшей сестры на этот раз не злят ее и не заставляют испытывать комплекс вины!
– Слушай, Элизабет, – решительно произнесла она, – я была бы очень признательна, если бы ты больше не разговаривала со мной подобным образом! Я, собственно, позвонила затем, чтобы сообщить, что возвращаюсь домой.
– О! – протянула Элизабет. – Я ведь решительно ничего плохого не имела в виду, дело в том, что вечно во что-нибудь вляпываешься – не в одно, так в другое!
Дуглесс на это ничего не ответила.
– Хорошо, извини! – произнесла Элизабет. – Встретить вас с Робертом или же у вас будет своя машина?
– Я буду одна, – ответила Дуглесс.
– 0! – во второй раз воскликнула Элизабет, вновь предоставляя Дуглесс возможность что-то объяснить. Но поскольку Дуглесс молчала, Элизабет произнесла:
– Слушай, Дуглесс, мы все будем очень-очень рады видеть тебя!
– И я тоже буду рада увидеться с вами! – ответила Дуглесс. – Не надо меня встречать: возьму машину напрокат. И я… я скучала по тебе, Элизабет!
– Давай, скорее приезжай домой, и я приготовлю по этому случаю праздничный обед!
Тяжко вздохнув в ответ на это предложение, Дуглесс спросила:
– Слушай, а когда возвращается мама?
– Ну ладно, ладно, – сказала Элизабет, – разумеется, я – не самая лучшая повариха в мире! Ты все приготовишь, а я уберусь на кухне!
– Заметано! – ответила Дуглесс. – Послезавтра я буду дома.
– Да, Дуглесс! – воскликнула Элизабет. – Я по тебе тоже скучала!
Дуглесс положила трубку и улыбнулась: по всей видимости, изменилось не только течение истории, переменилось также и настоящее! Она знала, просто ощущала это каким-то внутренним чувством, что уже никогда впредь ей не быть героиней семейных шутливых историй, потому что она уже не чувствует себя никчемной и неспособной обустроить собственную жизнь!
Она позвонила в аэропорт Хитроу, забронировала билет на самолет и принялась укладываться.
Глава 21
Дуглесс пришлось встать очень рано, чтобы успеть на поезд до Лондона, а оттуда еще долго ехать в дорогом такси до аэропорта. Чувство удовлетворенности, которое поддерживало ее с той минуты, когда она покинула шестнадцатый век, начало исчезать. Теперь она ощущала только страшную усталость и полное одиночество. Да, она уже дважды влюблялась в Николаса! И она помнит, как он появился в двадцатом столетии и какое удивление было у него на лице, когда он прикоснулся к книге с цветными фотографиями в ней! Помнит, как он зачарованно следил за тем, как таксист переключает скорости на рычаге передач! Помнит и журнальчик «Плейбой» в ящике, когда они были в гостях у Арабеллы!
А когда она сама оказалась в шестнадцатом веке и он сначала не вспомнил ее и даже испытывал к ней ненависть, она стала думать, что он изменился. Но это оказалось не так: он остался тем же человеком, который более, чем с собой, считается с интересами своей семьи, и когда он попытался и ее, Дуглесс, ввести в лоно своей семьи, то и любовь его к ней сделалась такой же цельной, какой была ко всем родным!
Объявили посадку, а Дуглесс все ждала чего-то до самой последней минуты. А может, ей не следует покидать Англию? В Англии она все-таки была бы ближе к Николасу. Может, ей следует купить дом в Эшбертоне и ежедневно ходить к нему на могилу? Может, если она станет хорошенько молить Бога об этом, он вернет ее к Николасу?!
Как она ни сдерживалась, слезы полились из глаз. Да, Николас окончательно и навсегда ушел от нее! И уже никогда вновь ей не видеть и не слышать его, не прикасаться к нему!
Слезы застилали глаза, и, садясь в самолет, она наткнулась на какого-то мужчину, а ее дорожная сумка при этом сорвалась у нее с плеча и шлепнулась на колени какого-то пассажира из салона первого класса.
– Ой, очень прошу извинить меня! – проговорила она и посмотрела прямо в голубые глаза очень красивого мужчины. На какую-то долю секунды сердце ее отчаянно забилось, но она тут же одернула себя: нет, это не Николас, глаза у него совсем другие!
Она забрала с колен мужчины свою сумку, а он с явным интересом уставился на нее. Но Дуглесс не проявила к нему ни малейшего внимания: тот единственный на свете мужчина, к которому она питала интерес, был погребен под мраморной плитой!
Она пробралась на свое место, запихнула сумку под сиденье перед собой и посмотрела в окно. Самолет как раз начал выруливать на стартовую полосу, и Дуглесс, осознавая вдруг, что прощается с Англией, расплакалась. Какой-то мужчина, сидевший рядом, в кресле у прохода, вероятно, англичанин, уткнулся в газету, чтобы не смущать ее.
Дуглесс очень старалась сдержать поток слез. Мысленно утешая себя, она приводила всякие пустяковые аргументы и напоминала себе, сколь многого она сумела добиться, так что потеря Николаса – относительно небольшая плата за все хорошее, что ей удалось совершить. Однако подобные соображения заставляли ее плакать еще сильнее.
К тому времени, когда самолет поднялся в воздух и надпись на табло «Прикрепите привязные ремни» погасла, Дуглесс уже рыдала столь отчаянно, что даже не замечала, что происходит рядом. Между тем голубоглазый мужчина из первого класса с бутылкой шампанского и двумя бокалами в руке подошел к ним и попросил соседа Дуглесс поменяться с ним местами.
– Вот, возьмите! – проговорил он. Сквозь слезы она разглядела бокал с шампанским, который протягивал ей ее новый сосед.
– Не смущайтесь, берите! – настаивал он. – Это вам поможет!
