Столь же горячо, как Николас, моливший о прощении, Дуглесс в молитвах просила Господа не забирать его у нее, позволить ему навсегда остаться с нею.
Прошло еще немало времени, прежде чем Николас открыл глаза и, оборачиваясь к ней, с улыбкой произнес:
– Я остаюсь! – Он рассмеялся, подымаясь с колен, и Дуглесс, почти не чувствуя ног, тоже попыталась встать, но руки ее еще крепко держали Николаса. – У меня прямо вся кровь отхлынула от рук, так ты их сжала, – шутливо и ласково проворчал он.
– Я не отпущу тебя, пока мы не выйдем отсюда! – упрямо сказала Дуглесс.
– Но все ведь уже кончилось! – засмеялся он.
– Нет, Николас! Хватит дразнить меня и давай выбираться отсюда! Мне больше никогда уже не захочется видеть вновь могилу!
Продолжая улыбаться ей, он хотел было шагнуть, но тело не слушалось. Николас озадаченно поглядел себе под ноги: ниже колен не было ничего, один лишь воздух, а вместо ступней только пол!
Он быстро подхватил Дуглесс на руки и, прижимая к себе столь сильно, что, казалось, вот-вот задушит ее в объятиях, прошептал:
– Я люблю тебя! Я люблю тебя всей душой! И буду любить тебя через века!
– Николас! – вскричала она, и в голосе ее был ужас – так напугали ее эти его слова! – Николас, давай уйдем отсюда! Сжимая ее лицо в своих ладонях, он произнес:
– Только тебя одну я и любил, о моя Дуглесс! Теперь и она почувствовала, что происходит: тело его, покоившееся в ее объятиях, уже стало бесплотным!
– Николас! – воскликнула она.
Он поцеловал ее – поцеловал так нежно и вместе с тем вкладывая в этот поцелуй все свое томление, всю тоску, все, что он чувствовал, желая ее и нуждаясь в ней.
– Я пойду за тобой! – воскликнула она. – Возьми меня с собой! Господи Боже! – закричала она. – Ну, позволь же и мне уйти с ним!
– Дуглесс! – крикнул Николас, и голос его донесся как бы откуда-то издалека. – О Дуглесс, любовь моя!
И вот его уже нет в ее объятиях. Одетый в доспехи, он стоит у своей могилы! И он уже плохо различим – абрис его какой-то размытый, будто изображение на экране кинотеатра, в котором показывают фильм среди бела дня.
– Приди ко мне! – произносит он, протягивая к ней руку. – Приди ко мне!
И Дуглесс кинулась к нему, но его уже не было!
Только лучик солнечного света проник в церковное окно и сверкнул на его доспехах.
И все – больше ничего!
Дуглесс продолжала стоять и смотреть на могилу, а потом, обхватив голову руками, закричала. Такой крик никогда еще не издавало ни одно живое существо! Этот крик эхом отразился от старых стен, задребезжали стекла в окнах, но могила… могила так и осталась недвижимой, немой и холодной! И Дуглесс, потеряв сознание, рухнула на пол.
* * *
– Вот, выпейте-ка! – услыхала она чей-то голос. Чья-то рука поднесла к ее губам чашку, и она схватилась за эту руку, воскликнув со слабой улыбкой:
– Николас! – Глаза ее раскрылись, и она села. Как оказалось, она лежала на церковной скамье всего лишь в нескольких футах от надгробия: ноги у нее как-то развернулись в сторону и свесились со скамьи, так что ступнями она доставала до пола. В голове у нее все плыло.
– Ну как, лучше вам? – спросил кто-то.
Повернувшись, она увидела священника, на его добром старом лице было выражение тревоги, в руках он держал чашку с водой.
– А где же Николас? – прошептала она.
– Больше я тут никого не видел, – ответил священник. – Может, надо кого-то позвать? Я услыхал… услыхал, как вы кричите. – И от одного лишь воспоминания о том, что это был за крик, дрожь пробежала по его телу! – Когда я пришел сюда, – продолжил он, – вы лежали на полу. Может, нужно кого-нибудь позвать?
Пошатываясь, Дуглесс приблизилась к надгробию. Память постепенно, медленно возвращалась к ней, но она все еще никак не могла поверить в случившееся.
– А вы, вы разве не видели, как он уходит?! – спросила она, пристально глядя на священника. Голос у нее был хриплый, и горло саднило.
– Нет, я не видел, чтобы кто-нибудь выходил отсюда, – ответил священник. – Я видел только вас – вы молились. И вообще сегодня не очень-то много людей приходило в церковь.
Она обернулась и еще раз поглядела на надгробие – ей так хотелось потрогать его, но она знала, что от него будет исходить только холод, не то что от Николаса!
– Так значит, вы видели, как мы молились? – поправила она священника.
– Нет, – отозвался тот, – я видел тут только вас. Дуглесс медленно повернулась к нему и, глядя прямо в глаза, сказала:
– Мы с Николасом молились тут вдвоем. Вы еще заходили сюда и видели нас! Он же целую неделю был у вас перед глазами!
Печально поглядев на нее, священник ответил:
– Давайте-ка я провожу вас к врачу!
Но она, отодвигаясь от его протянутой руки, воскликнула:
– Ну, Николас! Мужчина, который всю неделю приходил сюда утром и днем молиться! Мужчина в доспехах времен королевы Елизаветы! Вспомнили, да? Ну, он еще чуть не попал под автобус!
– Несколько дней тому назад я действительно видел, как вы кинулись через улицу наперерез автомобилю. Вы еще спросили меня, какой, мол, сегодня день! – ответил священник.
– Я?.. Я спросила?! – воскликнула Дуглесс. – Но это же Николас спрашивал! И вы еще сказали мне на этой неделе, что потрясены его набожностью! А я стояла и ждала его в церковном дворе. Ну, вспомнили? – Она уже начинала кричать и, шагнув к нему, повторила:
– Вспомнили, да? Его звали Николасом! Помните, как вы еще махали нам рукой, когда мы проезжали мимо вас на велосипедах?!
Пятясь от нее, священник сказал:
– Да, вас я на велосипеде видел, но никакого мужчины с вами не было!
– Что? Никакого… – прошептала Дуглесс и отшатнулась от него – глаза ее расширились от ужаса.
Она выбежала из церкви, молнией промчалась через церковный двор, пробежала еще три улочки, повернула налево, затем направо и наконец добежала до гостиницы. Не обращая внимания на приветствовавшую ее женщину за конторкой, она взбежала вверх по ступенькам.
– Николас! – закричала она и оглядела пустую комнату. Дверь в ванную была закрыта, и, кинувшись к ней, она настежь распахнула ее. Тоже никого! Она хотела вернуться в спальню, но застыла на пороге и уставилась на полочку под зеркалом. Там лежали только ее туалетные принадлежности. Его – исчезли! Она даже пощупала пустую половинку полочки: ни бритвы, ни крема для бритья, ни лосьона после бритья! И его шампунь, лежавший ближе к душу, тоже исчез!
Бросившись в спальню, она распахнула дверцы гардероба: одежды Николаса там не было! Висели лишь ее собственные вещи да в углу валялся ее старый чемодан и дорожная сумка с колесиками. В ящиках комода тоже не было ни носков, ни носовых платков Николаса!
