Первым желанием Дуглесс было – помчаться за ними и выдрать все волосы у этой бабенки! Николас сам-то, может, и не помнит, но это все равно не отменяет объективного факта, что именно она, Дуглесс, – женщина, которую он любит! Впрочем, – стала втолковывать себе Дуглесс, – его любовь ко мне не принадлежит ни этой эпохе, ни той, так надо мне будет с учетом того, что станут вспоминать о Николасе потомки, положить решительный конец этому кобелированию.
И с ощущением собственной правоты, постоянно твердя себе, что проделывает это исключительно ради блага самого же Николаса, она незамедлительно направилась к беседке. При этом она отчетливо видела, что все садовники прекратили работы по саду и внимательно наблюдают за ней.
И, как обнаружилось, в мистическом полумраке беседки Николас уже успел задрать женщине юбку, оголив ее бедро, и рука его проникла куда-то дальше. Куртка и рубашка у него были расстегнуты, и женщина в свою очередь сунула руку ему за пазуху, и при этом они целовались с необыкновенным энтузиазмом!
– Так-так! – громко проговорила Дуглесс, умудряясь как-то удержаться от того, чтобы не наброситься на них тут же, – Мне, Николас, не кажется, что подобное поведение подобает джентльмену!
Женщина пришла в себя первой и удивленно воззрилась на Дуглесс. Потом она принялась отталкивать от себя Николаса, но тот, похоже, не имел уже сил остановиться. – Николас! – резко прикрикнула на него Дуглесс, таким тоном, каким она обычно делала замечания школьникам.
Николас обернулся и посмотрел на нее из-под опущенных век. Вид у него при этом был как бы несколько сонный – она и раньше видела его таким в те минуты, когда он занимался с нею любовью!
У Дуглесс даже дыхание перехватило!
Но выражение ярости вскоре вытеснило все остальные на лице Николаса, и он отпустил юбку женщины.
– Я полагаю, что вам лучше уйти! – сказала женщине Дуглесс, вся дрожа от гнева.
Женщина переводила взгляд с Николаса на Дуглесс, в то время как эти двое уставились друг на друга, и поспешила прочь из беседки.
Николас оглядел Дуглесс – всю, с головы до пят, – и выражение ярости на его физиономии было столь явным, что Дуглесс уже готова была убежать. Но осталась на месте.
– Николас, нам нужно поговорить! – вскричала она. – Я должна объяснить тебе, кто я такая и зачем явилась сюда! Он пошел на нее, и на этот раз она попятилась назад.
– Что ж, вам удалось опутать чарами мать, – приглушенным голосом почти прошипел он, – но на меня ваша магия не действует! А ежели вы еще хоть раз посмеете оказаться на пути к исполнению моих желаний, я велю попотчевать вас колотушкой!
И он пошел прочь, оттолкнув ее, так что Дуглесс стукнулась о стенку и чуть не рухнула на землю. С тяжелым сердцем она смотрела, как Николас в гневе шагает по дорожке и затем исчезает за дверцей в стене. Как же ей выполнить свою миссию, если он даже выслушать ее не желает?! И десяти минут не хочет провести в ее обществе! И что ей в таком случае остается делать – лассо на него накидывать, что ли?! Точно! – подумала она. – Взять вот, связать его, а потом сообщить, что она явилась из будущего с целью спасти его шею – в самом прямом смысле этого слова.
– И я уверена, что он мне поверит, – произнесла она шепотом.
Тут вернулась Гонория, неся с собой деревянную складную подставку для письма, которую держат на коленях, несколько здоровенных гусиных перьев – умело заточив, она превратила их в подобие ручек – и три листка бумаги.
Перебирая струны лютни, Гонория принялась наигрывать мелодии песенок, только что напетых Дуглесс, и попросила переложить их на ноты и записать. Однако Дуглесс не знала нот и еще больше разочаровала Гонорию своей необразованностью.
– А что такое «колотушка»? – поинтересовалась у Гонории Дуглесс.
– Ну, это такая штука, которой пыль из одежд выбивают, – ответила Гонория, не прекращая при этом испещрять бумагу нотными значками.
– А что Николас… он тут… он за всеми подряд женщинами увивается, да? – опять спросила Дуглесс.
Перестав пощипывать струны лютни, Гонория глянула Дуглесс прямо в глаза.
– Вам не следовало бы испытывать сердечное влечение к сэру Николасу! – произнесла она наконец. – Женщина должна привязываться сердцем к одному только Господу Богу, ибо люди смертны, а Господь Всемогущий нет!
– Это, конечно, так, – со вздохом ответила Дуглесс, – но покуда человек жив, он все еще способен сделать собственную жизнь либо полноценной, либо нет! – Дуглесс хотела еще что-то сказать, но, случайно подняв глаза вверх, увидела на галерее дома кого-то, чья голова напомнила ей о…
– А кто вон та девушка? – требовательно спросила Дуглесс, указывая на незнакомку.
– Этой девушке по достижении совершеннолетия предстоит выйти замуж за лорда Кристофера. Если, конечно, она выживет. Девушка очень больна и не часто выходит на свежий воздух, – ответила Гонория.
Девица, по крайней мере, на таком удалении выглядела точь-в-точь будто Глория – такая же толстая и, похоже, такая же противная! Дуглесс вспомнила рассказ Ли о старшем брате Николаса: Кристоферу предстояло жениться на какой-то богатой французской наследнице, и именно по этой причине он отказался от брака с прекрасной Летицией.
– Стало быть, Николасу предстоит жениться на Летиции, а Кристофер обручен с несовершеннолетней! – протянула Дуглесс. – Ну, хорошо, а скажите-ка: допустим, эта девушка умрет, не женится ли тогда Кит на Летиции?
Гонория явно была шокирована тем, что Дуглесс так фамильярно, так запросто, позабыв о титулах, называет благородных людей по именам. Должно быть, обычаи у них в стране совершенно иные! – решила она, а потом пояснила:
– Лорд Кристофер должен унаследовать графский титул, к тому же он состоит в родстве с королевой, а леди Летиция не подходит ему по рангу.
– А Николасу, значит, она подходит, да?!
– Сэр Николас – младший из сыновей, и он не может наследовать ни земли, ни титул, и для него леди Летиция – супруга вполне подходящая: она – тоже родственница королевы, только очень дальняя, и приданое за ней сулят небольшое, – ответила Гонория.
– Допустим, Николас женится на Летиции, а Кристофер вдруг умрет, в таком случае графом станет Николас – верно? – спросила вновь Дуглесс.
– Да, это так, – отозвалась Гонория и перестала записывать ноты. Глянув в сторону галереи, она увидела, что наследница-француженка – толстая, с прыщами на физиономии, болезненного вида девица – уходит в дом. – Да, – задумчиво повторила Гонория, – в этом случае графом стал бы сэр Николас.
Глава 14
К моменту, когда Дуглесс наконец-то улеглась рядом с Гонорией в постель, она уже испытывала полное изнеможение. Ничего, конечно, удивительного в том, что этим вечером ей довелось видеть здесь очень мало толстых людей и что талии у здешних женщин столь тонкие! Если все время носить стальной корсет и постоянно двигаться, то жир попросту не может отложиться на теле!
