— Если ты выходишь за Таггерта, тебе придется быть сильной. Его гордость уязвлена, а когда он обижен, он может сказать все, что угодно, и сделать все, что угодно. Найди его сейчас же и расскажи о том, что — сделала твоя сестра, или скажи, что это было просто ошибкой. Говори, что угодно, только не позволяй ему оставаться в одиночестве и самому придумывать объяснения. Он воздвигнет стену из своего гнева, и сквозь нее уже невозможно будет пробиться.
— Я попросила его выслушать меня в кабинете.
— Тогда что ты делаешь здесь? Пытаясь улыбнуться, Хьюстон проворно обернула длинный шлейф дважды вокруг левой руки и через холл направилась в кабинет к Кейну.
Он стоял у высокого окна, наблюдая, как по двору прогуливаются гости, и держал в зубах незажженную сигару. Когда она вошла, он даже не оглянулся.
— Мне очень жаль, что у алтаря произошла эта ошибка, — начала она. — Я уверена, что это просто небольшое нарушение планов.
— И вы не хотели выходить за Вестфилда?
— Нет! Это было просто недоразумение, ничего больше.
Он шагнул к письменному столу.
— Я кое от чего отказался сегодня, потому что не мог унизить вас, — он холодно взглянул на нее. — Терпеть не могу лгунов.
Он бросил ей листок бумаги. Она наклонилась, чтобы поднять его. Это была записка, старательно написанная от руки, в ней говорилось: «У меня в волосах сегодня будут красные розы». Внизу стояло имя Хьюстон Чандлер.
— Черт бы вас побрал, леди Чандлер! Я играл честно, а вы… — он отвернулся. — Берите деньги. Берите дом. Вы много поработали, чтобы получить все это. А со мной вам связываться не придется. Возможно, вам удастся заполучить Вестфилда, чтобы он лишил вас вашей девственности, над которой вы так трясетесь.
Он направился к двери.
— Кейн, — позвала она, но он уже ушел. Она тяжело опустилась на дубовый стул. Через несколько минут в комнату вошла Блейр.
— Мне кажется, нам пора идти резать торт, — неуверенно сказала она. — Ты и Таггерт…
Гнев Хьюстон прорвался на поверхность, она вскочила со стула и подлетела к сестре, сверкая рассерженными глазами.
— Ты даже не можешь по имени его назвать! — зло проговорила она. — Ты думаешь, что он каменный, что не может ничего чувствовать. Ты отделалась от него и теперь думаешь, что можешь вести себя с ним, как тебе угодно.
Блейр отступила назад:
— Хьюстон, то, что я сделала, я сделала для тебя. Я хочу видеть тебя счастливой.
Хьюстон сжала кулаки и еще ближе придвинулась к сестре, готовая к бою.
— Счастливой? Как я могу быть счастливой, если я даже не знаю, где сейчас мой муж? Из-за тебя я вообще могу теперь никогда не узнать, что такое быть счастливой.
— Из-за меня? Что я такого сделала, кроме того, что старалась изо всех сил помочь тебе? Я пыталась помочь тебе прийти в себя и понять, что тебе не нужно выходить за этого человека, вернее, за его деньги. Кейн Таггерт…
— На самом деле, ты ведь ничего не знаешь, — перебила ее Хьюстон. — Ты унизила гордого, ранимого человека в присутствии сотен людей, и при этом ты даже не понимаешь, что ты наделала.
— Я так понимаю, что ты имеешь в виду то, что произошло у алтаря? Я сделала это ради тебя, Хьюстон. Я знаю, что ты любишь Лиандера, и я хотела выйти за Таггерта, чтобы ты была счастлива. Я очень виновата перед тобой. Я никогда не хотела навлечь на тебя такое несчастье. Знаю, что я разрушила твою жизнь, но я старалась исправить то, что я натворила.
— Я, я, я. Это все, что ты можешь сказать. Ты разрушила мою жизнь, и единственное, о чем ты можешь говорить, так это о себе. Ты знаешь, что я люблю Лиандера. Ты знаешь, какой ужасный человек Кейн. За последнюю неделю или около того ты проводила каждую свободную минуту с Лиандером. Судя по твоим словам, он не человек, а богоподобное существо. Каждое второе слово, которое ты произносишь, это «Лиандер». Кажется, у тебя, действительно, сегодня утром были добрые намерения: ты хотела уступить мне самого лучшего мужчину.
Хьюстон наклонилась вперед:
— Может, Лиандер и пробуждает в тебе страсть, но со мной этого никогда не случалось. Если бы ты последнее время не была настолько увлечена собой и могла бы допустить мысль, что я и сама не полная дура, ты бы заметила, что я полюбила хорошего, доброго, умного человека — конечно, он немного грубоват, неотесан, но разве не ты сама постоянно жаловалась, что я уж слишком ровная, слишком уравновешенная?
Блейр села, и выражение изумления у нее на лице выглядело даже смешным.
— Ты его любишь? Таггерта? Ты любишь Кейна Таггерта? Но я ничего не понимаю. Ты же всегда любила Лиандера. Сколько я себя помню, ты всегда его любила.
Хьюстон постепенно начала успокаиваться, осознав, что то, что сделала Блейр, было сделано из любви к сестре, из желания отдать Хьюстон лучшее.
— Да, я решила, что хочу за него замуж, когда мне было шесть лет. Думаю, это стало для меня целью, как вершина горы для альпиниста. Мне бы следовало остановиться на горе Реньера. Во всяком случае, все бы закончилось тем, что я бы взобралась на нее и успокоилась. А вот что бы мы делали с Лиандером после того, как поженились бы, я никогда не знала.
— Но ты знаешь, что будешь делать став женой Таггерта?
Хьюстон не смогла сдержать улыбку.
— Да. Прекрасно знаю, что мы будем с ним делать. Я хочу превратить этот дом в таком место, где Кейну будет спокойно, где будет спокойно мне, и где я смогу заниматься тем, чем захочу.
К удивлению Хьюстон, Блейр поднялась со стула с сердитым выражением лица.
— Ты что, не могла выкроить две минуты и рассказать мне об этом? Последние недели я была в кромешном аду. Я волновалась за тебя, целыми днями плакала, думая о том, что я сделала с собственной сестрой, а теперь ты мне сообщаешь, что любишь этот денежный мешок.
— Не смей оскорблять его! — закричала Хьюстон, но быстро взяла себя в руки. — Он самый добрый, самый благородный и очень щедрый. И так случилось, что я очень люблю его.
— А я испытывала адские муки, потому что волновалась за тебя. Ты должна была все мне рассказать.
Хьюстон подумала немного, прежде чем ответить. Возможно, она догадывалась о тех муках, которые испытывала Блейр в последние недели, но какая-то ее часть была слишком рассержена, чтобы обращать на это внимание. Возможно, ей нравилось, что сестра страдает.
— Наверное, я так завидовала вашей гармонии, что просто не хотела думать о тебе, — тихо проговорила она.
— Гармонии?! — закричала Блейр. — Думаю, что для Лиандера я та самая гора Реньера. Не могу отрицать того, что он подходит мне физически, но это единственное, что ему от меня нужно. Мы целыми днями работаем вместе, в операционной, но я чувствую, что есть какая-то часть Лиандера, которую я совсем не знаю. Он не допускает меня слишком близко к себе. Я так мало о нем знаю. Он решил, что я нужна ему, поэтому он боролся за меня, используя любые средства, чтобы добиться меня.
